Аквариум - [11]

Глаза слезились от напряжения. Я снял наушники и выключил диск с записью Альфреда Бренделя,[9] осознав, что за несколько минут не услышал ни звука. Ничего не выйдет, размышлял я, у нее не получится. Мне чуть плохо не стало от волнения. Женщина собиралась существовать так, как мог бы я сам после аварии, — отвернись от меня удача и обладай хирург меньшим талантом. Человек-машина — верхняя половина тела с бесполезными отростками внизу. Я чуть было не отправился в дом напротив — мне захотелось представиться ей и сказать: «Если вам нужна будет помощь, позвоните».

Но этого я, конечно, не сделал. Если бы она не рассчитывала обойтись своими силами, она не выбрала бы такую квартиру.

По коридору женщина проехала к входной двери, сняла трубку домофона, и я невольно выглянул на улицу. Увидел машину фирмы по доставке готовых обедов и мужчину с коробками в руках, который стоял перед дверью и давил на кнопку.

Мне вдруг пришло в голову: она не должна знать, что за ней наблюдают. Я выключил свет и вернулся к окну. Она расплатилась с курьером, отвезла еду на кухню и поставила ее в холодильник. А хлеб, минеральную воду, кофе и прочее? Она их тоже заказывает?

Хорош же я! Подглядываю за незнакомым человеком, как дворовая сплетница, которой больше нечем заняться, кроме как глазеть на соседей и перемывать им косточки, но я чувствовал также, что причиной моего волнения являлось отчасти и сочувствие. Мне было жаль эту женщину. Своими неподвижными ногами она пинала жизнь, в точности как мог бы пинать ее и я, и у нее, похоже, хватит мужества. Как и у меня, надеюсь, хватило бы. Выбрав себе квартиру на высоте птичьего полета без лифта, она, кажется, вообще не собиралась выходить из дома. Как и я.

Квартиру женщина-инвалид обставила по-спартански, но вполне приемлемо. В роли стола в гостиной — большая доска на козлах, в кухне — маленький стол той же конструкции, нет ни дивана, ни кресла — вообще ничего, на чем можно было бы сидеть, только два откидных стула у стены; кровать — еще одна доска, прикрытая матрацем, и полки из досок на подставках. На стенах — ни постеров, ни картин, до них у нее, возможно, еще не дошли руки. Я ломал себе голову, чем объяснить такую чистоту линий, вкусом или нехваткой денег? Скоро это выяснится. Когда на стене появится «Поцелуй» Густава Климта[10] либо какие-нибудь «Кувшинки» Моне. Или картины Харинга, Кляйна, Ротко. По крайней мере я на это надеялся.

Хозяйка «аквариума» делала уборку. Въехала на своем кресле в комнату из прихожей, где были свалены коробки, волоча с собой кучу вещей — платья, полотенца, шкатулки, — и стала развешивать их и расставлять по полкам. Довольно громоздкий ноутбук водрузила на большой стол в гостиной и включила в сеть. Ей пришлось потрудиться, прежде чем она дотянулась до электрической и телефонной розеток, расположенных почти у самого пола. Раз нужна телефонная розетка, значит, есть выход в Интернет.

Похоже, мой объект наблюдения — ровесница Шейри. Нет еще тридцати. Впрочем, больше ничего общего с Шейри. Длинные светлые волосы, спортивная фигура, она немного напоминает тех, кто без ума от «Лав пэрейд».[11] Кажется, увидев впервые, я счел ее красивой, но, правда, констатировал это с полным безразличием: как сомнительное достоинство человека, у которого больше нет никаких достоинств. Бедра и ноги сравнению не подлежали — я их не видел, потому что она сидела, а вот груди точно были больше, чем у Шейри. Включив компьютер, она тут же забросила свои шмотки. Теперь Она сидела перед экраном и печатала. В чем я не сомневался, хотя из-за крышки ноутбука не мог видеть ее рук. Понял это по движению плеч. И по се сосредоточенному и одновременно отсутствующему выражению лица.

Она печатала несколько часов без перерыва. Время от времени я посматривал на нее, выключая у себя свет и каждый раз с удовольствием отмечая, что на улице стало заметно темнее. Я тоже печатал — в последние дни это стало моим основным занятием. И вдруг осознал: меня это успокаивает — возможность сидеть тут, печатать, время от времени поглядывая в «аквариум» и убеждаясь, что она там тоже сидит и печатает. Это дает утешение, вносит в мое существование мир и покой настолько, что я больше не ощущаю себя одиноким.

Я пропустил момент, когда она пошла спать. Выключила в гостиной свет, а я даже не заметил, не проследил, как женщина разделась, проехала в ванную, не знал, оставила ли она ноутбук открытым или закрыла крышку, почистила ли зубы и читала ли перед сном.

На следующее утро я опять подошел к окну, но остановился в некотором отдалении, чтобы она не смогла меня заметить. Женщина снова сидела за большим столом в гостиной и печатала на компьютере. «Аквариум» в отличие от моей квартиры был весь пропитан светом. В гостиную солнце проникало через два огромных окна — одно выходило в мою сторону, другое — в переулок; кухня и спальня дополнительно подсвечивались сзади, через открытые двери в ванную и кладовку, где тоже имелись окна. На женщине была темно-синяя водолазка, волосы сзади собраны в конский хвост. Под столом я видел нижнюю часть се тела, тоже в темно-синем, напоминающем спортивный костюм. Возле коврика для «мыши» стояла чашка, из которой она иногда делала глоток. Она выглядела счастливой. Или довольной. Вдруг женщина подняла голову и посмотрела на меня. Я не шелохнулся, с трудом подавив в себе желание броситься вон из комнаты. Моя квартира находилась в тени. Лишь возле самого окна лежала яркая полоска света. Она не должна была заметить меня на таком расстоянии. Странное чувство. Словно она смотрела мне прямо в глаза.