Акука - [43]

Видно и внук оценил что-то Мефистофельское в облике и повадках доярки!

Созвучия

Дед, мы с тобой пешки, поэтому пойдем пешком за реку.

— Конечно.

Дорожка поросла по бокам лесными и луговыми цветами. Антон повторяет их названия. Сам себя обучает:

— Лю-тик, лю-пин.

Скажет и радуется созвучиям.

— Не-забудка, по-забудка, — пробует слова на смысл, на согласие.

Глаз мальчишки останавливается на цветке земляники:

— Дед, земляника расцвела. Это значит «раз цветок». Зацвела значит «за цветком», отцвела значит «от цветка»,

— Стройно у тебя получилось. Пожалуй, так и есть, — я соглашаюсь с внуком.

Помню, ещё в Москве он сказал как-то:

— Пассаж от слова «пассажиры». Массаж от слова «массажиры».

Случайные созвучия вводят в грех моего маленького корнеслова. Но до чего точно «пассаж» и «массажиры» передают движение сотен тысяч приезжих людей по московским магазинам!

Входим в дремучее, сырое место, пробираемся, к берегу. Антон бросает в Лакаю шишки:

— Шиш-ка, миш-ка, нож-ка, блош-ка, кош-ка, — отвечает он звуком на звук, просто так, из-за шиш-ки.

— Пу-ночка, пе-ночка, — пошёл по птицам звуки ловить! Мои кеды скользят по мху в воду. Еле удерживаюсь на крутом спуске.

— Осторожно, дед! Здесь очень юрко. Юркий бережок, раз — и в воду!

Вода в Лакае чистейшая, видим ершистую элодею, подводные листья-ленты стрелолиста, толстые медно-белесые корни аира, ходят уклейки, окуни, голавли. На мелководье греется стайка мальков.

— Рыба вывела рыбят, — вторит сам себе Антон, — окунь окунается!

— А этажи прибрежные помнишь?

— Какие этажи? — не понял внук.

— Смотри и запоминай этажи у кромки берега: водяная гречиха на воде цветёт, выше тянется осока, повыше — камыш, рогоз, дальше ива, ольха и берёза. Этажей бывает и больше, особенно у обрывов.

Внук повторяет, повторяет, пока не устает. Вернулись домой. Обедаем. По радио играют на рояле «Марш деревянных солдатиков» Чайковского из «Детского альбома».

— Музыка маршировочных солдатиков, — вспоминает внук. Жену мою Антон зовёт чаще не бабушка, а бабочка. Бабочка не порхает, а ставит перед ним полную миску гречневой каши с молоком. Мальчишка с удовольствием съедает её. Мимо окна едет на телеге Стась Грецкий. Антон выбегает из-за стола:

— Пойду к пану Грецкому, спрошу, он любит гречневую кашу? Бежит и сразу возвращается.

— Любит? — интересуюсь я.

— Он любит яйца и картошку. Внук пьёт молоко и отходит от стола.

— Антон, ты никогда не говоришь «спасибо», — упрекаю я.

— А я не ел, я только молока попил.

— А каша?

— Ой, забыл, дед, извини. Спасибо!

Под вечер бабушка и внук поливают огород. Мальчишка обожает это занятие, потому что между грядками можно пускать реки. Антон с лейкой называет себя Антоша-поливоша.

Подходит Томас, ещё один правнук Яна. Он немного младше Антона. Томас помогает поливать.

— Томас, поглянь-ка, как помидоры покрасились! — внук показывает приятелю три первых краснеющих плода.

Бабушка уходит к корыту за водой. Возвращается, Томаса нет.

— А где Томас?

— Баб, я поливал горох, а Томас меня сильно толкнул. Но я наказал его большим обливком!

Томас убежал сушиться.

…У нас появился новый сосед — дядя Андрюс. Купил землю, строит дом. Уже подвёл под крышу. Но ни окон, ни дверей пока не вставил. Антон каждый день ходит на стройку, особенно, когда там никого нет. Мальчишка разговаривает сам с собою и с бревнами, поёт во все горло, ковыряет гвоздём щедрые янтарные потеки смолы на бревнах.

Вот и теперь ушёл в пустой дом утром и часа два нет. Осторожно, чтобы не помешать мальчишке, заглядываю в оконный проём. Всё в порядке, внук сидит на широкой доске-сороковке, сыплет на неё горкой душистые опилки из ладоней. Наверное, играет в песочные часы. Долго сыплет и вдруг спрашивает:

— Где лучше всего учить английский язык?

Опилки молчат, песочные часы идут. И сам же отвечает:

— В Англии.

— Антон, через пять минут мультфильмы! — кричу внуку, немного удалившись от стройки. — Телевизор включен.

— Иду! — внук бежит к нашему дому, по пути заглядывает в колодец, потом на огород.

— Ты что мечешься? — спрашивает бабушка. — Дед у телевизора ждёт!

— Я мечусь, как мячик! — кричит внук.

Наконец, устраивается у экрана. Смотрит бесконечные, нудные приключения американских утят и ещё каких-то противных существ. Хохочет, переживает: встанет, сядет, залезет на стул с ногами, снова встанет.

Фильм, наконец, кончился. Внук садится к столу и пишет:

«Конец филЬма».

— Дед, а ты знаешь, почему мягкий знак такой большой?

— Почему?

— Чтобы «эль» много мягче было.

Фильм не сразу отпускает воображение Антона. Он вольготно плюхается в кресло у печки и делает вид, будто говорит по телефону:

— Алё, Чип! Мы с тобой давно не виделись и не слышались! Сейчас посмотрим на политическую карту мира, — внук задирает голову, вглядывается в карту на стене и продолжает: — Скажи Джонсону, чтобы захватил пистолеты!

Глаза мальчишки случайно останавливаются на книжной полке. Берет книжку-малютку Михалкова «Щенок»:

— Александр Сергеич Михалков, — читает внук и начинает листать.

В книжку почему-то заложена моя фотография. Антон вынимает её, разглядывает, показывает бабушке:

— Баб, смотри, дед здесь такой старый, внучий. Бабушка молчит, она согласна.