Актеры - [51]
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА 1
Великий Октябрь. По-разному встретила Октябрьскую революцию многоликая актерская масса. Большая часть актеров приняла Октябрь безоговорочно, как единственный выход из тяжелого бесправного положения. Были среди актеров и напуганные тяжелой жизнью в царской России, которые всего пугались, даже собственной тени — это так называемые нейтральные. Но были и такие, которые боялись революции и пугали ею других, сочиняли ужасы и небылицы про коммунистов. Нашлись и трусы и предатели, они потом перешли на сторону врага. Уж очень бурными были события Октября, чтобы сразу всем в них разобраться.
Для этого понадобилось время, яркие примеры, на которых люди убеждались в преимуществах нового строя.
И это неудивительно. Так как в целом дореволюционный актер хотя и жил крайне плохо, но не боролся столь активно за лучшую жизнь, как наши рабочие и крестьяне.
Сколько горя, унижений перенес провинциальный актер! Грязные гостиницы, заезжие дворы и вечный страх «прогара». Сколько раз бывало, что театр прогорал, а выехать некуда и не на что. Помощи ждать была неоткуда.
Советская власть изменила положение актера. Он стал уважаемым человеком, перестал вечно дрожать за свою судьбу. Театр стал не частным делом, а государственным. Молодое, еще не окрепшее государство, несмотря на разруху и голод, царившие в стране, сделало все возможное, чтоб обеспечить сегодняшний и завтрашний день актера. Исчезли заботы о кассе и «прогаре». Бывали дни, когда у нас ставили даже по два спектакля. В театр пришел новый зритель. Доброжелательный товарищ и строгий критик, для которого театр был не только развлечением, но и школой, средством познания жизни. Все это изменяло взгляды актера на его место в жизни, на задачи искусства, а главное, наглядно убеждало в том, что революция несет расцвет театру, открывает дорогу талантам.
В этот год я работал в Ростове-на-Дону в Нахичеванском драматическом театре. Наш актерский состав был довольно крепкий и в большинстве своем горячо принял Октябрь. Такие актеры и актрисы, как Янушева, Чарусская, Гарянова, Мещерская, Свободина, Гетманов, Нелидов и многие другие были охвачены огромным желанием служить своему народу, принести ему свое искусство, свое дарование, свой талант. Мы искали революционные пьесы, которых тогда было еще мало. Срочно готовили классическую героику, искали авторов, которые с нашей помощью писали животрепещущие пьесы о тех днях, а мы дни и ночи репетировали и играли их.
А играли мы тогда много спектаклей и давали много концертов. Играли для фронтовиков, фронт был близок, играли для частей, уходящих на фронт и для пришедших на отдых. Шла гражданская война.
С приходом советской власти в нашем театре все изменилось.
Вся наша труппа вступила в Союз работников искусства. Наш профсоюз стоял на защите наших интересов, и это чувствовалось на каждом шагу. Мы получили мандаты, которые защищали от всяких реквизиций и давали нам право ходить ночью по улицам после спектаклей и концертов.
Кончилась, наконец, безработица. Революция открыла двери многих новых театров, советская власть дала свободу народным талантам, и актеру из низов можно было дать заявку на любую роль, которую он долгие годы вынашивал в своем сердце. Являлись новые таланты, рождались чудесные дарования из масс, из гущи народа. Открывались новые студии.
В Нахичевани для драматической студии был предоставлен прекраснейший особняк какого-то богача. Сколько пришло в студию талантливых юношей и девушек, какая это была отрада и счастье с ними работать и видеть плоды своей работы! Многие из наших студийцев стали прекрасными мастерами своего дела и немало из них отмечены высоким званием заслуженного артиста республики.
Не могу не упомянуть чрезвычайный случай, произошедший через несколько дней после установления советской власти в Ростове-на-Дону, который остался у меня в памяти на всю жизнь. В эти дни мы играли дневные спектакли, так как в городе было объявлено чрезвычайное положение. Поздно вечером в доме все спали. Было около часу ночи, когда нас разбудил стук в ворота и двери. Не успели мы опомниться, как в квартиру вошли вооруженные люди, разговаривающие на непонятном для нас языке. Старший из них на ломаном русском языке спросил меня: «Ты артист?» Я ответил: «Да, артист». — «Идем за нами», — последовал ответ. Нам ничего не оставалось с женой как следовать за ними.
Все они были вооружены винтовками, шашками, у многих были пулеметные ленты через плечо.
И вот представьте, идем мы с женой ни живы ни мертвы, как говорится. Я, придя в себя и немного успокоясь, спросил, куда и зачем нас ведут. Из объяснений командира я узнал, что ведут в театр. Мы с женой невольно рассмеялись.
Комиссар нас встретил ласково, познакомились, он извинился за вынужденный привод под военным конвоем и объяснил, что это часть Буденновской армии, в которой находятся калмыки — вот эти калмыки и привели нас в театр. Комиссар просил дать концерт для частей, уходящих на рассвете на фронт. Он сказал нам с мягкой улыбкой: «На войне, как на войне».
— Мы, товарищи артисты, идем добывать народу свободу. Кто знает, может быть, многие из нас не вернутся, — сказал он грустно, — а вас просим дать концерт, и это будет для нас боевой зарядкой, мы еще беспощадней будем бить врага.
