Актеры - [27]

Фирсов прогремел одной скандальной историей. Было это так. Суфлер с компанией допился до того, что лег в гроб Офелии в театре, а остальные участники компании, облачившиеся кто во что горазд, понесли «мертвеца» по улицам города на кладбище хоронить. Несли его по главной улице, пели погребальные песни, размахивали бутафорским кадилом, пока полиция не посадила всю компанию в полицию и, конечно, «мертвеца», который только в участке протрезвился и «воскрес»… Фирсов слушал Горелова внимательно, но про себя ворчал: «Новаторы! Роли надо учить да играть хорошо. Вот и все!»

Были здесь и молоденькая, очень красивая актриса Миронова с мужем Богдановым. Богданов — актер исключительного дарования, остроумный и язвительный. Он был очень некрасив. (Актрисы называли его Квазимодо). Сутул, небольшого роста. Носил сапоги на огромных каблуках, чтобы казаться выше. Но этот уродливый человек так бывало играл свои роли, что публика была им очарована. Он также замечательно пел. Бывало возьмет гитару и так запоет, что у слушателей подступал комок слез к горлу, самые жесткие и грубые люди, никогда не знавшие жалости, плакали… Его уродливое лицо становилось одухотворенным, глаза глубокими и прекрасными, а голос проникал в душу слушателей. Этот человек завладевал сердцами огромной толпы и она была всецело под обаянием его песен. Эх, какой это был талант! Люди не замечали его уродства, а видели перед собой красивого человека. Он становился не просто красив, а прекрасен!

Богданов стал моим другом. Он искренне поддерживал Горелова в его стремлении создать народный театр. Ненависть его к царскому произволу была горячей и действенной. Он был по своей природе революционером. Близким друзьям, Горелову и мне, он говорил, что если в России вспыхнет революция, он будет на стороне восставших.

Сейчас он сидел в кресле, опустив голову, и серьезно, внимательно слушал Горелова.

Аккуратно посещала эти лекции старая актриса нашего театра Мария Александровна Охотова. Она с большим вниманием слушала гореловские лекции и очень хорошо запоминала их, так как, несмотря на свой преклонный возраст, память у нее была изумительная. Для лекций она всегда одевалась в лучшее свое платье, садилась и не спускала глаз с Горелова. В сорокалетний юбилей она получила от товарищей блестящий кофейник, который свистел, как только закипал, и мы часто пили у нее «кофе со свистком». Женщина она сердечная, мягкая, доброты необычайной. Как актриса, это — поистине самородок. Была она почти неграмотна. Роли ей товарищи начитывали с голоса.

…Горелов закончил речь. Мысль, которую он старался провести в своей лекции, была его излюбленной мыслью о народном театре. Горелов находил в театре Шекспира черты глубокой народности и старался доказать это, ссылаясь на исторические указания и примеры. Когда он закончил лекцию, ему задали ряд вопросов, на которые он тут же ответил…

Такие лекции он читал часто, подолгу готовясь к ним и понемногу втягивая в эти занятия всех наших актеров.

Я понял, эти лекции ему были нужны не только для того, чтобы «поднять культурный уровень актеров», но и для того, чтобы сплотить труппу как можно теснее…

ГЛАВА 5

Мы ставили «Ревизора» Гоголя. В этом спектакле я играл Хлестакова, Наташа — Марию Антоновну, а сам Горелов — городничего. После спектакля я разгримировался, переоделся и ждал Гореловых, чтобы пойти с ними домой. Не помню, зачем я зашел в уборную к Николаю Павловичу. Но войдя, я застал у него каких-то двух незнакомых людей: один был в студенческой форме и пенсне, другой — был похож на рабочего. Он держал фуражку в руке.

— Знакомьтесь, — сказал Горелов, — это наш актер Гарянов, а это… — и он назвал мне две фамилии. Я хотел было уйти, но Николай Павлович остановил меня. Погодите уходить. Вы нам будете нужны. Не стесняйтесь, Василий Васильевич, говорите при Гарянове.

— Ну что же, очень хорошо, коли так, Николай Павлович. Помощь, которую вы нам оказывали несколько раз, особенно этой зимой, позволила нам и нашим товарищам сделать многое. Пишут нам из далекой Сибири, что помощь ваша облегчила их житье. Спасибо вам за это и от них, и от нас. Мы этого не забудем. Спасибо. — Василий Васильевич смущенно помолчал и продолжал: — Вы — наш человек, и в тяжелую минуту мы всегда придем на помощь. На фабрике забастовка продолжается. Сегодня хозяева объявили локаут, и на улицу выброшены рабочие… Конечно, без работы они начнут голодать. Хозяевам фабрики выгодней было бы прекратить забастовку и дать рабочим то, что они требуют, чем объявлять локаут, но они хотят нас запугать и выиграть дело, чтобы еще больше набить себе мошну… Нам нужно продержаться немного, не испугаться, не пойти на приманку хозяев, и мы выиграем наше дело… Для этого нам нужны деньги, которых у нас нет. Когда стачечный комитет получит помощь, мы и дальше сможем действовать смелее и добиться победы над хозяевами.

— Сколько нужно денег? — спросил Горелов.

— Денег нужно много, — сказал студент.

— Свет не без добрых людей, как говорится, — сказал Василий Васильевич, — часть денег мы получили и уже передали стачечникам, но этого мало, нужны еще деньги. Спектакли, концерты для этих нужд делать опасно, полиция разнюхает, нужно что-то другое придумать. Вот за этим-то мы и пришли к вам, Николай Павлович, выручайте рабочий класс. Наступит время, и мы в долгу не останемся, мы народ щедрый, оплатим вам сторицей, — промолвил Василий Васильевич, добродушно засмеявшись.