Актеры - [17]
Наступил день первой репетиции, но врач-хирург, который должен был играть дядю Ваню, неожиданно накануне репетиции порезал себе палец во время операции, произошло заражение крови, и он выбыл из строя… Его отправили в Москву. Я остался без дяди Вани чуть ли не накануне премьеры.
Все участники кружка стали убеждать меня сыграть Войницкого. Мне это показалось ужасно смешным. Я — совсем мальчишка — должен буду приклеивать бороду и играть «дядю Ваню». Это получится не Войницкий, а какой-то елочный дед на рождественском празднике. Я наотрез отказался, но репетиции продолжал. К великой радости, вскоре приехал наш «дядя Ваня», но с забинтованной рукой. Так он и играл. Спектакль прошел очень хорошо. Все мои «врачебные артисты» играли с большим настроением. «Дядя Ваня» имел большой успех, и мои друзья-доктора не отпускали меня и решили ставить «Евреи» Чирикова. Эта пьеса меня самого очень интересовала, и я с особым рвением принялся за работу.
Мы работали над пьесой «Евреи» так же тщательно и интенсивно, как и над «Дядей Ваней». Всеми докторами было решено, чтобы Нахмана играл я сам. Я честно сознался, что боюсь играть такую роль, что я для этого еще слишком молод, но мои врачи ничего не хотели слушать.
После долгих споров мы решили — эту роль я буду репетировать в очередь с одним доктором. Работа была захватывающей. После 30 репетиций было решено, что играть должен я. Мы сделали четыре генеральные репетиции в гриме и костюмах.
Спектакль имел большой успех: нас приходили смотреть жители станции и близлежащих к городку местечек. Мы собрали очень приличную сумму денег. Значительная ее часть была отослана врачу, сосланному за революционную деятельность в Сибирь. Сделано это было по единодушному решению всех членов кружка.
Вскоре я попрощался с моими милыми докторами-актерами. Меня провожал весь кружок.
Невольно я сравнил этот кружок любителей с «профессиональным гастролером» Ольричем. Наш «гастролер» всегда с насмешкой и презрением отзывался о любителях. А между тем, в нашем любительском кружке дело было поставлено не хуже, чем в некоторых провинциальных театрах того времени. Мои врачи-любители были настоящими актерами энтузиастами, горячо и бескорыстно любящими театр и искусство. Работая с ними, я отдыхал от постыдной поездки с Ольричем, и мое горе от трагической смерти Веры Ивановны перешло в тихую печаль.
ГЛАВА 9
Помню, как в Киеве я «зарылся» в библиотеки и музеи, где просиживал целые дни. Часами я наслаждался городом, всем виденным мною и прочитанным, а потом уходил на Днепр и долго сидел там, прислушиваясь к шуму волн. Какой это был отдых! Я не был одинок. У меня были друзья-книги и великие творения художников.
Как-то от товарищей я узнал, что в Киеве гастролируют трагики братья Адельгейм — Роберт и Рафаил — и им нужен молодой актер. Недолго думая, я отправился к Адельгеймам. Они встретили меня очень любезно. Я был скромно, даже плохо одет и потому очень сомневался в благоприятном исходе дела. После небольшой паузы Роберт и Рафаил ушли в соседний номер. Очевидно, для того, чтобы посоветоваться наедине. Вскоре они вернулись, и Роберт сказал мне:
— Ваше лицо и фигура (он как бы подчеркнул это) подходят к тем ролям, которые вам придется играть. Мы можем предложить вам 60 рублей в месяц. В первую очередь вы будете играть Пистоля в «Кине». Эту роль у нас всегда играла энженю и даже травести. Но вы худенький и стройный юноша, и мы с Рафаилом (Рафаил кивнул головой) думаем, что это будет гораздо интереснее, если играть Пистоля будет юноша. О вас нам говорили, что вы способный и очень любите театр. Вторую роль вы будете играть в «Трильби» Билли. Вот вам аванс.
Роберт дал мне 30 рублей, которые показались мне 30 тысячами… Я спросил его, где мне расписаться в получении этих денег, но он ответил мне: «Нигде. Я доверяю вам вполне».
Роберт Адельгейм, нар. арт. РСФСР.
На следующий день к 11 часам я пришел в театр на репетицию. Так началась моя работа с братьями Адельгейм. Роберт со мной, репетировал Пистоля. Сам он играл Кина. Он был прекрасным режиссером: показывал мне каждый жест, каждое движение, каждый шаг, терпеливо и долго повторял со мной одну и ту же сцену. Он учил меня кувыркаться, ходить на руках и очень удивил меня, сказав:
— Каждый актер должен быть акробатом. Вы должны быть хозяином своего тела… и делать с ним все, что захотите.
Репетиции наши шли ежедневно. Рано утром я приходил в театр и мы начинали работу. Ни разу Роберт не вышел из себя, ни разу не повысил голоса. Роль я знал назубок со второй репетиции, что очень ему понравилось.
После первого спектакля и Роберт и Рафаил жали мне руку и поздравляли с успехом. Рафаил репетировал со мной «Трильби». Я ему сказал, что пусть он на меня не сердится, но я играть Билли буду только тогда, когда буду готов. Он ничего не ответил, но на другой день на репетицию пришел и Роберт. И молча смотрел… После репетиции Роберт сказал, что он приветствует мое заявление и что я совершенно прав. Но вскоре я сыграл и Билли и Рувима («Уриэль Акоста»).
Замелькали города, городки и местечки. Успех братья Адельгеймы имели огромный, особенно в еврейских городках. Состав труппы был хороший. Люди были превосходные и настоящие актеры. Роберт рано утром приходил в театр и из большого пульверизатора опрыскивал сосновой водой всю сцену и кулисы. Перед выходом на сцену братья внимательно осматривали каждого актера. Работать с ними было интересно. Роберт много беседовал со мной и, когда он понял, что я серьезно, всем сердцем предан театру, стал относиться ко мне очень сердечно. Однажды я высказал ему мысль, что хорошо было бы создать настоящий народный театр на площади, чтобы народ смотрел представления бесплатно. Такой театр должно было оплачивать государство. Ему эта идея понравилась. Он много и интересно рассказывал о своих путешествиях по Европе. Мечтая о народном театре, я сказал ему, что такой театр я хочу видеть в нашей стране, освободить его от цензурных пут. Такой театр звал бы народ к свободе, счастью, революции.
