Акбузат - [11]

Когда я открыла глаза, увидела — девушки стоят возле меня, от страха остолбенев, безмолвные, перепуганные. Лица у них пожелтели, словно медными стали, радость исчезла с них исчезла. Все они были похищены, как и я, с родной землей разлучены. С ними познакомилась я, спросила, из каких они стран.

Потом вдруг подошла какая-то старуха — в морщинах у нее все лицо. Мы всей толпой вокруг нее собрались. Поначалу она у всех расспросила, из каких мы краев, какого рода-племени. Потом она сама поведала о себе:

«Муж мой — из славного на Урале рода богатырей. Кто он — это вам будет известно по имени его. (О том же, кто убил его не скажу — будет горько одной из вас).

Не уступавшим хану дорогу батыром был Сура-батыр. Прицелится, выстрелит — никогда не промахнется, никому не уступал он в меткости.

Однажды заснул он мертвым сном, и его застал враг, крови его жаждавший. В сердце вонзил ему враг стрелу, убил моего мужа.

Чтобы я не рассказала никому, чтобы не подняла шума на Урале, заставили меня клятву принести, а потом и вовсе в воду бросили.

Как только попала я в озеро, тут же проглотил меня какой-то зверь. Пасть его так велика, что он не задел меня ни единым зубом.

Приплыл он в свое логово, изрыгнул меня невредимой. „Выходи скорее, — сказал он, — ты попала туда, куда тебе было надо. Нет у тебя другого пути!“

Удивлена я была этому, пересилив страх, спросила, почему он оставил меня в живых.

— Когда был жив твой муж, он однажды стрелял в меня, — сказал тот зверь. — Выхватил он нож, сказал со смехом: „Шкуру с тебя сдеру“. Стал я его умолять, просил отпустить, кровавыми слезами заплакал. Сжалился он надо мной, убрал свой нож страшный, сказал мне тогда: „С детства живешь ты в рабстве, бросил ты отца с матерью, язык и обычаи свои позабыл… Как же ты жалок!“

Я — батыр падишаха Шульгена, зовут меня Кахкаха! Покорен я повелению своего владыки, день и ночь рыскаю по Уралу, пожираю всякого, кто попадется мне на пути. Но с того дня понял я: „Даже если душа моя от голода будет разрываться, не станет мне пищей человек несчастный и обездоленный!“

Ты спросишь, куда ты попала? Да, эта страна такая — слезы кровавые, что людьми проливались бессчетно, стекались в это место, и однажды озеро образовалось из этих слез! Вот в какую страну ты попала, вот где ты будешь жить долгие годы!

Владеющий троном этой страны падишах от рождения был бием. Его дворцы выстроены из костей зарезанных, замученных людей. Сады, что дворец окружают, цветы, что их украшают, кровью обильно политы».

Вот что сказал тот зверь, вот что поведала нам старуха. Поняла я тогда — тот, кто меня похитил, кто ее в живых оставил — одно и то же чудище!

А потом вдруг явился один егет. Сказал, что он с Урала. Осматривал он дворец и там встретил меня. Ушел он, и вскоре смежил мне веки сон. Очнулась я ото сна, почувствовала, что лежу на земле. Вздрогнула я, вскочила на ноги, огляделась по сторонам. Не верила я собственным глазам, Снова и снова смотрела вокруг, как, голубея в тумане, вздымаясь к облакам, передо мною лежал мой родной Урал.

А невдалеке, словно коварный глаз, улыбающийся сквозь ресницы, проглядывало сквозь камыши озеро Шульген!

Я смотрю, а луга утопают в цветах, по лесам и горам разливается пение птиц, проворный свежий ветерок растрепал мои волосы… Как только увидела я снова родные края, сердце мое переполнилось радостью!

Вскочила я проворно, хотела бежать, вижу — неподалеку от меня сидит какой-то егет… Сердце мое забилось сильнее, и я не смогла удержаться — подошла к нему… Пригляделась… Это был тот же самый егет!

А перед ним стоял тулпар, словно ждал, когда батыр поскачет в бой… Чудесен тот конь, изукрашен богато — седло его в золоте и серебре, лучшей кожи подпруга на нем, чепрак жемчугом украшен, с тисненой кожей по краям, с застежками из кожи оленьей. Стремена у него серебряные, лука седла — золотая, сердоликом увенчана, плеть змеится на ней, а к седлу хурджун приторочен.

Нагрудник на коне сафьян отделан, подхвостник на крупе лежит, недоуздок шелковый, уздечка — с удилами двойными, а поводья к луке прикреплены…

Грива крутая у того тулпара, шерсть жесткая, спина, как у щуки! Весь поджарый, ребра гладкие у него, а ноги, как у зайца. Круглы его копыта, морда заострена, уши торчат, словно камыши, ноздри широкие, грудь — высокая, как у сокола, медью отливают его глаза, шея петушиная, челка легла по обе стороны лба, нижняя челюсть заострена, губы сжаты.

Разговаривает он человеческим языком, тому егету советы дает. Таков этот небывалый, невиданный конь! И вот он слушается того егета, что вызволил меня из плена. Не сказал он, что в жены меня возьмет, на честь мою не посягнул, в путь меня проводил, а сам со мной не пошел, хотя и звала его я с собой!

Выслушал народ эту речь, подивился немало. Поднялся тут великий шум, все только и говорили, что, должно быть, это был тот самый бессмертный старик, потому простому человеку такое не под силу…

Поднял тогда руку Масем-хан, внимания к себе призвал. Успокоился постепенно майдан, стихли разговоры, тишина звенящая установилась. Медленно и торжественно сказал тогда владыка земли: