Акбузат - [9]

Как Хаубан и Айхылу достигли дворца Масем-хана

Ехали они через горы и леса, страшные реки и озера миновали. Когда невдалеке показался дворец Масем-хана, остановил Хаубан своего волшебного тулпара, спросил Айхылу:

— Вместе войдем во дворец твоего отца или поврозь?

Ответила ему Айхылу:

— Егет, растеряна я, до сих пор не могу поверить своим глазам. Неужели я спасена? Это не укладывается у меня в голове, даже не знаю, как тебе ответить. Если отойду в сторону от тебя хотя на вершок, думая, что враг снова захватит меня, буду снова бояться за себя. А если скажу: «Пойдем вместе», боюсь, подумают, что ты и есть мой похититель…

Ответил ей тогда Хаубан:

— Пока цела моя голова, враг тебя не захватит снова. Если вместе пойдем к твоему отцу, он не посмеет нас обвинить.

И все же ты вернись к отцу одна. Расскажи обо всем, пусть он тебя выслушает, пусть узнает, кто его враг. Если хватит у него смелости, пусть призовет страну пойти войной на Шульгена, отмстить за все беды и обиды. Когда узнаю, на что решился твой отец, если батыров он в поход соберет, чтобы свершить месть, я в стороне не останусь.

Отправилась Айхылу во дворец своего отца, Масем-хана, а Хаубан остался с Акбузатом. Едва он хотел сказать ему, когда они встретятся снова, как тулпар сразу же понял мысли Хаубана и тут же исчез.

Удивился Хаубан, хотел было вызвать Акбузата, подпалив его волос, как тулпар явился откуда-то. Но на этот раз к его седлу была приторочена старая одежда.

Надел ее Хаубан, отпустил Акбузата и отправился вслед за Айхылу в страну Масем-хана.

Как Хаубан пришел в страну Масем-хана

Пришел Хаубан на яйляу Масем-хана, а там народ суетится, валом валит, словно в муравейнике. То там, то сям стоят люди, сгрудились в кучки, взволнованно говорят о чем-то, руками размахивают.

Подошел тут Хаубан к людям, справился о здоровье, о себе рассказал, путником назвался. Стал он слушать, о чем говорят, и узнал, что возвращение дочери хана стало самой большой новостью, всех она поразила, у всех нынче на устах она.

Отправился Хаубан к толпе, что стояла у ханского дворца. В то время вышла из него какая-то женщина средних лет. Увидели ее люди, бросились к ней, стали расспрашивать о ханской дочери. Ничего не ответила им та женщина, только рукой махнул: «Потом услышите, не буду рассказывать!» Растолкала она людей и ушла домой.

Проследил Хаубан, в какую юрту вошла та женщина, последовал за ней, вошел, поздоровался. Стала та женщина расспрашивать его, кто он такой, откуда. Назвался Хаубан путником, идущим издалека, попросился на ночлег. «Раз уж пришел сюда, переночуешь, — отвечала женщина. — Куда же идти чужому человеку на ночь глядя?»

Только успел снять верхнюю одежду Хаубан, как в юрту вошли какие-то девушки и женщины, старухи и старики. То были соседи хозяйки. Увидали, что она вернулась домой, пришли, засыпали ее вопросами: «Видела Айхылу? Сильно ли похудела? Где она была?»

Отвечала им хозяйка та на расспросы:

— Видать видала, да только поздоровалась, а расспросить обо всем не успела.

Стали девушки допытываться:

— Почему же ты не расспросила ее? Надо было узнать, что же с ней случилось.

Отвечала хозяйка:

— Да начала было спрашивать, она и сказала: «Оставь меня, енге[7]! Самой не верится, что вернулась… Пока не пройдет два дня, ничего не смогу рассказать». Ну, я и не стала настаивать. Только слышала, как хан говорил своим визирям: «Слава Богу! Благодаря молитвам и жертвоприношениям, которые я сотворил, с помощью неведомых сил спаслось мое дитя. Оказывается, украл ее падишах Шульген!»

Тут один старик, который сидел, понурив голову, сказал:

— Это ничего, я, было, уж подумал: не остался ли какой-то сын от Сура-батыра, не взял ли ее себе, не отомстил ли за убийство отца. Коли спаслась, коли вернулась без войны и крови, радоваться надо. А то ведь Масем-хан клялся когда-то уничтожить до седьмого колена род Сура-батыра.

Услыхала эти слова хозяйка, и сама прибавила возмущенно:

— Кто еще нужен Масем-хану из рода Сура-батыра? Ведь он даже его жену схватил, что в лесу скиталась в поисках еды, связал и в озере Шульгена утопил. Чего еще ему нужно?

— И не говорите! — подхватила разговор одна из женщин. — Ничего бы с ней не случилось, если бы при встрече с ханом, не сказала она, что приходится Сура-батыру женой.

— Вы не знаете, а говорите. — поднял голову тот старик. — А я, когда в воду ее бросили, стоял недалеко, все видел. Я-то знаю, как дело было.

— Нам-то что? — накинулись на него женщины. — Мы говорим то, что сами слышали и знаем.

На то разговор и кончился.

Услыхав эти слова, Хаубан задумался: «Неужели это Масем-хан убил моих отца и мать?»

Заметив, что при имени Сура-батыра все притихли, он, говорят, негромко спросил того старика:

— Дедушка, а в этих краях был один Сура-батыр или был еще кто-то с этим именем?

Отвечал ему старик:

— Эх, сынок, Сура-батыр, что славен и почитаем был в народе, что честь народную берег, был один. Ни на самом Урале, ни вдалеке от Урала не слыхал я о другом человеке по имени Сура, чтобы о нем можно было что-то рассказать.

Когда топили жену Сура-батыра, слышал я, как она, бедняжка, причитала: «Сердце мое, дитя мое остается! Из-за него душа моя изнывает. Знала я, что вы убили мужа, поклялась не говорить об этом никому, пустила по стране слух, будто умер он от болезни. Хотя было мне тяжко, все я вытерпела, не убивайте меня!» Не послушался ее хан, велел бросить ее в озеро. Велел он разыскать того ребенка, но как раз тогда ее яйляу откочевал куда-то от наших мест. Не смог хан отыскать того ребенка. А кто он был — может, мальчик, а может, и девочка — того я не знаю, — сказал старик.