Агата Кристи: Английская тайна - [200]

«Я пишу и всегда писала свои книги для взрослых.

Не верю, что Вы не отдаете себе отчета в том, что я категорически возражаю, чтобы подобные вещи сваливались на меня неожиданно… Мне отвратителен сборник „Тринадцать на счастье“, ведь существует „Третья девушка“ и она должна продолжать существовать в своем первоначальном виде… Неужели у меня нет никакой власти над тем, в каком виде выходит в свет то, что я написала? Если я имею право запретить это, то говорю решительно и бесповоротно: я не желаю, чтобы какие бы то ни было рассказы из сборника „Подвиги Геракла“ когда-либо снова выходили отдельно. Они составляют обдуманное единство… И Вам, и Оуберу придется принимать во внимание меня и мои чувства… Унизительно стыдиться того, чего я не желала и не просила делать. Вы должны неукоснительно следить за „Коллинз“, я им не доверяю… То же и с „Додд Мид“. Когда в следующий раз их посетит какая-нибудь очередная блестящая идея, не может быть и речи о том, чтобы она была пущена в ход без консультации со мной и моего согласия. Дороти Оулдинг очень симпатична мне как человек, но Вы должны контролировать действия „Додд Мид“ от моего имени, иначе как я смогу узнать, что они там делают?..

Итак, Агата, какие еще жалобы?!»

В 1960 году Агата написала Корку, из отеля «Маунт Лавиния», откуда начиналось ее путешествие по Шри-Ланке, Индии и Пакистану, что плавает и чувствует себя «беззаботно, почти как девочка!!!».

Но в декабре 1962-го ее здоровье — всегда крепкое — обнаружило первые признаки ухудшения, хотя тогда она благополучно поправилась. В газетах писали, что во время пребывания в Багдаде у нее «случилась инфлюэнца» и она «на неопределенное время» отложила свое возвращение. На самом деле грипп осложнился бронхитом и гастритом. В самом конце года она чувствовала себя «еще очень слабой»; ее секретарь Стелла Керван писала Эдмунду Корку: «Я сама поеду в аэропорт встречать Агату, с норковой шубой, чтобы сразу укутать ее».[526]

Страдала Агата также от псориаза, который на нервной почве поражал ее руки, и еще она, по ее собственным словам, «молила Всевышнего, чтобы он дал ей пару новых ног», поскольку страстно желала продолжать жить как прежде. Когда в 1970 году, в связи со своим восьмидесятилетием, она давала серию коротких интервью, большинство журналистов отмечали ее здоровый и бодрый вид.

Со здоровьем Макса дело обстояло не так хорошо. Хоть он и был намного моложе Агаты, но в отличие от нее всю жизнь курил, пил и начиная с 1960-х перенес серию микроинсультов. «В одночасье он стал выглядеть вдвое старше и очень ослабел», — писал Корк Дороти Оулдинг в августе 1961-го. Тем не менее он так же, как Агата, обладал неисчерпаемым запасом мужества и живучести и до самого конца вел себя так, словно впереди у него — целая жизнь. Вечером накануне того дня, когда он умер в своей постели в Гринвее, он обещал своей подруге Д. назавтра начать учить ее играть в бридж.

Но к 1967 году время приключений, похоже, закончилось. Весной Мэллоуэны отправились в Иран; это был последний визит Агаты на Восток — в те места, которые почти за сорок лет до того, когда она рискнула одна поехать в Багдад в поисках новых миров, подарили ей надежду. Годом раньше они с Максом съездили в Америку. Агата хотела увидеть страну предков своего отца. Ее «провезли по городку Ист-Хэмптон в Массачусетсе, откуда происходили Миллеры», и молодая сотрудница из агентства Оубера свозила ее на могилу Натаниэля Миллера, ее деда, которая находилась на кладбище Гринвуд в Бруклине. Все сотрудники агентства Оубера и издательства «Додд Мид» были «очарованы» Агатой так же, как в 1956 году, когда она впервые приезжала в Америку, хотя у нее за спиной и судачили о ней как о милой, но несколько утомительной и эксцентричной старушке. «Будьте осторожны, милая Дороти! — писал Корк, отчасти заразившийся веселой непочтительностью своей адресатки. — Вчера Агата сказала мне, что истинная цель ее визита в Америку — покупка панталон нестандартного размера… Памятуя ловкость, с какой Вы помогли ей с купальным костюмом, она, боюсь, дорогая, наметила в жертву Вас». Теперь такое случалось часто. Например, были изнурительные поиски определенного сорта кленового сахара «Золотой лист», который Агата ела в 1956 году и который теперь должны были постараться найти для нее сотрудники агентства Оубера. «Эта поденная работа на Агату была проклятием, отнимавшим массу времени и сил», — писал Корк, хотя — как в случае с Барбарой и фруктовыми саженцами — не было и речи о том, чтобы не выполнить ее поручения. Поездке Агаты и Макса в Америку предшествовала энергичная переписка между агентствами Хью Мэсси и Оубера, касающаяся организации их двухмесячного пребывания в стране. «Дорогая, простите, что обременяю, — писал Корк Дороти Оулдинг, — но, вероятно, Ваш ответ поможет мне выдержать тот град вопросов, которыми, не сомневаюсь, меня осыплют Мэллоуэны по возвращении из Швейцарии».[527]

Европа стала теперь излюбленным местом путешествий Агаты: Париж, Бельгия, Обераммергау, Мерлинген… «Ничего не пересылайте мне в Мерлинген, если только не случится чего-то настолько срочного, что без этого нельзя будет обойтись!! — писала она Корку в июле 1966-го. — Письма не самая большая радость моей жизни!» Для этих швейцарских каникул был нанят шикарный автомобиль, хотя Макс просил что-нибудь «поскромнее». В Америку они летели эконом-классом. Как сказал Джон Мэллоуэн, «мои тетя и дядя всегда говорили, что у них нет денег».