Афорист - [48]

— Покорности.

— Всю жизнь покорствую бичам.

— Бичи — не мой профиль. Я по интеллигенции специализируюсь. А бомжи и прочие, как их ещё называют, бичи — это контингент моего подчинённого Туфлицы.

— Я другое имел в виду.

— Ты замечаешь? Я не задаю прямых вопросов. Это приём такой. Я довожу подследственного до того, что он сам начинает задавать вопросы, и много в такой момент выбалтывает.

— Ну и что я выболтал?

— Ты знаешь всё! Но мы просим, чтобы ты поделился самой малостью этого знания. А именно: кто убил аборигенского художника?

— Странно ставится вопрос. А почему вас не интересует двойное убийство, случившееся раньше?

— То дело ведёт другой следователь. Возможно, он тоже обратится к тебе за помощью.

— Ну, так что я всё–таки выболтал?

— А всё. Благодарю! Я уже всё понял, выяснил для себя.

— И что дальше?

— Ничего! Ты свободен.

Интеллигент всегда полагает: мол, я знаю, что и как. Это заблуждение и приводит несчастного всезнайку в самые невыносимые ситуации. Хагенбрудер.

Автор и Холоша за рюмкой водки в «Афродизиаке»:

— Ну и что у тебя за работа такая? Люди пашут землю, строят дома, пасут скот, летают на самолётах… А ты допрашиваешь. Сколько тебе за это платят? Неужели так много, что покрываешь моральные издержки?

— Вы удивитесь. Не больше среднестатистического работника (чиновника). Но это ещё не всё. Я мог бы уйти с такой работы. Я ведь уже отслужил положенное. Я могу идти на пенсию. Имею право в свои неполные сорок пять лет сидеть на берегу где–нибудь в Анчоусе и кидать камни в море. Сам не хочу. Я остался сверхсрочно. Мне интересно. Случается с такими людьми, как вы, беседовать. Даже когда они не говорят правду, всё равно общаться полезно. Я многому научился у вашего брата. Моя работа — мои университеты. Учиться ведь никогда не поздно. Ученье и труд всё перетрут. Ученье — свет. Учиться, учиться, учиться! Интеллигенция — мои учителя.

— Зачем же нас тогда уничтожать?

— Потому что интеллигенция неуничтожима.

— Разве?

— Она возрождается из всех пор общества. Даже за счёт нас.

— Ещё раз. За счёт кого?

— За счёт тех, кто допрашивал вас, учителя вы наши. Мы, общаясь с вами, учимся у вас манерам, обхождению, лексике… А потом вливаемся в ваши ряды.

— Ты хочешь сказать, что палачи становятся…

— Палачи?! Ну, это вы слишком уж! Чтобы не ходить далеко, тот же Хагенбрудер — яркий пример интеллигентного силовика. Разве он похож на палача? Или я?

— Ты не похож. Но от этого ничего не меняется. Непохожий на себя палач ещё страшнее явного палача.

— Почему же?

— Потому что совершенно не знаешь, с кем имеешь дело. И в застенке, и вне его.

Умение в необходимый момент промолчать продлевает жизнь (любимая шутка Хагенбрудера).

Семивёрстов:

Меня били. Сначала мне было больно. Потом страх прошёл. Я уцелел, видимо, потому что потерял сознание. Перед тем, как лишиться чувств, я увидел себя как бы со стороны. У меня пошла кровь изо рта. А в голове что–то как бы треснуло, словно яблоко, когда его укусишь. И уже после этого наступила тьма. Когда очнулся, я не узнал самого себя. Я ощутил себя иным. Тот, прежний, был во мне, остался, но, по крайней мере, где–то не периферии сознания. Я — новый — смотрел на мир иными глазами и пытался привыкнуть к нему. Мир тоже стал иным.

Хагенбрудер всё знает. Он сказал: мы тебя привлекать не будем. Только ты сам не предавай огласке своё преступление. Но знай, что убил ты не того, кто заслужил наказание за гибель твоих близких. Но как я ни добивался узнать имя убийцы, он так и не сказал мне его. На прощанье лишь туману напустил: мол, скоро нам такие стрелки, как ты, понадобятся и в большом количестве. Мол, иди и учи молодёжь. Только — не аборигенскую, а нашу. Вот я и смекаю, на что намекал этот Хагенбрудер.

Политика опасна для природы. Пур — Шпагатов.

Безумие — средство против умственного зла, быть может, самое кардинальное. Хакхан.

О чём бы ни говорили, всё сводится к одному и тому же: к аборигенам. Втелющев.

Из подслушанного:

— О чём бы ни говорили. Кто бы ни говорил — один и тот же вывод: кровопролитие. А это значит — неправильные и разговоры, и поиски.

— Неправедные?

— Можно и так сказать.

Психи — пограничники Разума. Они страдают и гибнут на беспрерывно длящейся войне с идиотизмом и маразмом земной жизни.

Этос, этнос.

Киннамон, киноман.

ВОР, ВОРота, ВОРобей, ВОРотила, ВОРскла, ВОРс…

Людская плоть сладка и сочна, как груша Дюшес. Тойфель Кар.

Жизнь — это чемпионат Любви. Гений.

— Но есть ли спасение для тех и для других, для нас всех?

— Да! Надо избавиться от политиков.

— Значит, снова кровь?!

— Без крови, выходит, нельзя.

— Все знаем, в чём спасение. Ведь ежеминутно видим перед собой пример чистоты. Почему же ему не следуем, отчего не учимся у наших детей безгрешных?

— Напротив. Дурно влияем на них — на своих и чужих, развращаем. Чаще — я твоих, а ты — моих. Так вот мы помогаем друг другу.

Глянул я и увидел Агнца, стоящего на горе Сион. Около Него толпились сто сорок четыре тысячи, у которых на челе имя Отца Его.

Как шум множества вод, как звук сильного грома, донеслась до меня музыка арф и пение игрецов на них.

Перед престолом и четырьмя животными существами и старцами воспели они новую песнь. И никто, кроме ста сорока четырёх тысяч, не в состоянии был запомнить слова той песни. Они, выкупленные у жизни мирской, никогда не осквернились с женщиной, ибо девственны они. Они — это те, кто следуют за Агнцем, куда бы он ни пошёл. Они выкуплены из остальных людей. Они — первая часть жатвы Божьей и Агнца. В их устах нет лукавства. Они непорочны перед престолом Божьим.