Адмирал Вселенной - [46]

Все оцепенели, а потом кинулись туда. Из обломков поднимается шатающаяся фигура, и среди всех проносится вздох облегчения; «Встал, жив!» Подбегаем. Сергеев действительно жив и даже невредим каким-то чудом. Ходит пошатываясь и машинально разбирает обломки дрожащими руками… Раз так — все в порядке, и старт снова живет своею нормальною трудовой жизнью. У палаток вырастают новые машины. Нас пять человек в шлемах и кожаных пальто, стоящих маленькой обособленной группкой. А кругом все окружают нас словно кольцом. Нас и нашу красную машину, на которой мы должны вылететь в первый раз. Эта маленькая тупоносая машина по праву заслужила название самой трудной из всех у нас имеющихся, и мы сейчас должны ее испробовать.

Нас пять человек — летная группа, — уже не один год летающих вместе, но сейчас сомкнувшихся еще плотнее. Каждый год перед первым полетом меня охватывает странное волнение, и хотя я не суеверен, но именно этот полет приобретает какое-то особое значение. Наконец все готово. Застегиваю пальто и, улыбаясь, сажусь. Знакомые лица кругом отвечают улыбками, но во мне холодная пустота и настороженность. Пробую рули, оглядываюсь кргуом. Слова команды падают коротко и сразу… Только струя студеного ветра в лицо… Резко кладу набок машину… Далеко внизу черными точками виднеется старт, и нелепые вспученности гор ходят вперемежку с квадратиками пашен. У палатки собрана большая красная с синим машина. Кругом копошатся люди, и мне самому как-то странно, что именно я ее конструктор и все, что в ней, до последнего болтика, все мною продумано, взято из ничего — из куска расчерченной белой бумаги. Сергей (Люшин), очевидно, переживает тоже. Говорит: «Знаешь, право, легче летать, чем строить!» Я с ним сейчас согласен, но в душе не побороть всех сомнений. Не забыто ли что-нибудь и (не) сделано ли неверно, неточно?.. Впрочем, размышлять некогда. Наш хороший приятель садится в машину и шутливо говорит: «Ну, конструкторы, волнуйтесь!» Да этого и говорить не нужно, и мы прилагаем все усилия, чтобы сдержаться… А потом нас хором поздравляют, и вечером в штабе я слушаю, как командир (начальник возд. сил МВО) связывает мою роль летчика и инженера в одно целое, по его мнению, чрезвычайно важное сочетание. Я вылетаю на своей машине сам. Все идет прекрасно, даже лучше, чем я ожидал, и, кажется, первый раз в жизни чувствую колоссальное удовлетворение, и мне хочется крикнуть что-то навстречу ветру, обнимающему мое лицо и заставляющему вздрагивать мою красную птицу при порывах..

И как-то не верится, что такой тяжелый кусок металла и дерева может летать. Но достаточно только оторваться от земли, как чувствуешь, что машина словно оживает и летит со свистом, послушная каждому движению руля. Разве не наибольшее удовлетворение и награда самому летать на своей машине?!! Ради этого можно забыть все и целую вереницу бессонных ночей, дней, потраченных в упорной работе без отдыха, без передышки. А вечером… Коктебель. Шумный ужин вместе, и, если все (вернее, наша группа) не устали, мы идем на дачу Павловых танцевать и слушать музыку. Эта дача — оазис, где можно отдохнуть за день и набраться сил для будущего. Впрочем, когда наступили лунные ночи, усидеть в комнате очень трудно, даже под музыку. Лучше идти на море и, взобравшись на острые камни, слушать рокот моря. А море шумит бесконечно и сейчас тоже и покачивает слегка наш пароход… Оно-то, наверное, и навеяло мне это письмо, вероятно, самое большое из полученных тобою от меня…

Сейчас жду Одессу с нетерпением. Ведь именно в ней мною прожиты самые золотые годы жизни человека. Кажется, это так называется…

Целую тебя и Гри[2],

Привет. Сергей».

Встретившись в Москве с Люшиным, который к этому времени успел перебраться на новое место работы, Королев сказал:

— Давай сделаем паритель для высшего пилотажа. Такого пока никто не делал.

— А американец Хозе?

— Американца затащили на высоту самолетом, ему легче было. Мы сделаем паритель и сами заберемся наверх. Как?

— Задача интересная, — задумчиво произнес Люшин, — сочетать способность парения с прочностью. Интересно.

— Так согласен?

— Нет. У меня в ОКБ очень интересная работа, и я возвращаюсь теперь домой в десятом часу. И женился.

— Ого! Поздравляю. Тебя очень хвалил Ришар за твою хитроумную коробку в системе управления. Он сказал: «Люшин есть настоящий механик». Ты взял на нее патент?

Люшин махнул рукой.

— Некогда. Есть дела и поважнее. Как твой дипломный проект?

— Я давно мечтал сделать небольшой самолет. И диплом — как раз этот самолет. Думаю в будущем году построить его. И планер тоже.

— Потянешь?

— Надо.

— Кто руководитель диплома?

— Туполев.

— Как это удалось его уговорить? Ведь он загружен сверх всякого предела.

— Заинтересовался.

— Поздравляю. Значит, в твоем проекте есть искра божия, иначе бы он не стал возиться. Он человек резковатый и называет вещи своими именами.

— Получилось у меня чуточку неловко. Он подходит ко мне и стоит за спиной. «Вы — Королев?» А я черчу, не вижу, кто спрашивает, и отвечаю: «Черт его знает. Вроде бы я».

— Уверен, что он на это даже внимания не обратил. По-видимому, в твоем проекте что-то есть. Так, наверное, мы не скоро встретимся, разве что в Коктебеле.