Адмирал Вселенной - [32]

— А что, собственно, рассказывать? За три года мы добились того, чего немцы добивались десятилетиями. Яковчук на КПИР-4 взял третий международный приз.

— Ну а как в Коктебеле?

— В первый же день Шульц держится в воздухе 5 часов 47 минут, на второй день Яковчука не пускают на КПИР-1БИС — техническая комиссия забраковала аппарат. Мы возились всю ночь, устранили дефекты, но нам не поверили, что мы довели планер до толку за ночь. А Яковчук, отчаянная башка, летит и бьет Шульца. Наступила ночь, а он все летает. Разложили костры. Он парил девять с половиной часов и сел только из-за «маргариты».

— Кто она такая?

— Она — это немецкий планер с подслеповатым немцем, который сослепу раза два чуть не врезался и КПИР. «Марго» мы разыскали в темноте по лаю собак: немец почему-то не понравился нашим собакам. На другой день Шульц обходит Яковчука и бьет мировой рекорд. Он тоже летает в темноте, немцы выкладывают из досок римскую цифру двенадцать, обливают ее мазутом и поджигают: сигнал «садись». На другой день Яковчук думал бить Шульца без помощи слепой «маргоши», но… но.

— И что?

— Открой ящики с планерами — увидишь.

В ящиках с «запчастями» лежали запчасти. Планеры были разбиты бурей. Планеристы вынуждены были спасать немецкие аппараты в то время, как их владельцы мирно спали: все их имущество было застраховано, и за него пришлось бы расхлебываться золотыми рублями.

— Ну а еще что?

— Арцеулов — рекорд высоты, Юмашев — дальности. Неплохо, одним словом. Немецкий начальник Гофф сказал: «Мы удивлены безграничной храбростью русских пилотов».

— Нашел чему удивляться. Нужно было бы удивляться трусости русских.

Прошла неделя, вторая, и Королева стал раздражать бесконечный поток воспоминаний о победах на Васеркуппе и Узун-Сырте.

— Надо строить новые планеры, — говорил он, но от него отмахивались.

И пошла полоса неудач: Пузанов женился, и Сергей почувствовал разницу в возрасте; Савчук перевелся в Гидроавиацию, Павлов уехал в Оренбург, в институте авиационная специализация была на уровне самодеятельности.

— Надо рвать в Москву, — решил Королев. — Там и мама и Гри, там не нужно будет постоянно отвлекаться на посторонние мысли. Решено! Делать здесь нечего.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ПУТЬ В КОКТЕБЕЛЬ

В царствование Екатерины Второй был издан указ «об учреждении в Москве (в Слободском дворце) дома для найденных и оставленных родителями детей». Ну, учредили. А дальше-то что? Конечно, нужно обучить детей ремеслу, «чтобы из тяжкого для общества числа воздвигнуть нравами похвальны ремесла». Так писал в одном из своих стихотворений по этому поводу Михайло Ломоносов. И было открыто училище, которое имело целью сделать ремесленниками своих «воспитанников из Воспитательного дома, чтобы впредь не отдавать питомцев в учение вольным мастерам, где они лишены надзора за их нравственностью». В семидесятых годах ремесленное училище уже не имело никакого отношения к «зазорным младенцам» и сделалось Императорским техническим. Но надзор за нравственностью питомцев, то есть студентов, усилился. В правилах училища говорилось: «Воспитанникам запрещается принимать участие в каких бы то ни было обществах или кружках, быть членами клубов или общественных собраний, принадлежать к каким бы то ни было тайным обществам или кружкам, хотя бы и не имеющим преступных целей. Нарушение этого правила влечет за собой немедленное исключение из училища с воспрещением вступать в другие высшие учебные заведения». В этих правилах оставалось непонятным только одно: зачем тратить столько бумаги? Нужно было бы переписать лозунг, украшавший присутственные места при Александре Втором Освободителе: «Здесь запрещается вообще». И всем стало бы ясно: запрещается все. И точка.

Власти, блещущие своим скудоумием, полагали, что подобными запрещениями «вообще» можно сделать из питомцев верных псов самодержавия.

Всякая мало-мальски непривычная мысль воспринималась, как подкоп под трон. Даже в развитии науки усматривалась крамола.

Но, как и следовало ожидать, полицейские способы воздействия на умы студентов и преподавателей сделали Императорское училище рассадником свободомыслия. Это отсюда, из чертежного зала, началось небывалое для империи грозное шествие за гробом молодого революционера Николая Баумана…

Императорское техническое училище было не только рассадником крамолы вообще, здесь впервые в мире возникла и научная крамола — авиационная наука. В это время ученые не могли объяснить, что за сила поднимает птицу и какова величина этой силы. Уже летали модели с резиновым моторчиком Альфонса Пенс, уже прыгал с горок Лилиенталь на своем планере, а отчего летает птица, никто не знал.

Преподаватель училища Николай Егорович Жуковский в своей работе «О присоединенных вихрях» первым решил эту задачу. Он ввел понятие подъемной силы крыла и нашел способ ее подсчитывать.

За год до полета братьев Райт, в 1902 году, под его руководством была построена первая в мире «галерея» с сильным потоком воздуха, попросту говоря, аэродинамическая труба, а потом и аэродинамическая лаборатория. В 1909 году он организовал при училище воздухоплавательный кружок. Гений никогда не появляется в одиночку, его мощь передается тем, кто его окружает. И первые члены кружка Жуковского стали впоследствии крупнейшими учеными: А. Н. Туполев, Б. Н. Юрьев, В. П. Ветчинкин, А. А. Архангельский.