Адмирал Вселенной - [33]

В училище впервые в мире Жуковский стал читать курс теоретических основ воздухоплавания. Это был трактат, в котором доказывалась возможность инженерного расчета аэроплана. До этого каждый авиатор делал свой аппарат на ощупь, полагая, что рассчитать его вообще невозможно.

Однажды в аэродинамической лаборатории чуть не убило Жуковского отлетевшей от мотора лопастью. Ученики пришли в ужас. Наступила тишина.

— Надо бы заняться изучением вибраций лопасти, — задумчиво произнес ученый.

Так были созданы теория и метод расчета воздушных винтов. Идеи научных работ Жуковскому подсказывала и летающая бабочка, и пыльный смерч, и ветер, обдувающий лицо, и отлетевшая с визгом лопасть.

В это училище, на аэромеханический факультет поступил и Сергей Королев. В КПИ он послал бумагу:

«Постановлением приемной комиссии при Высшем техническом училище я принят в число студентов последнего, о чем ставлю вас в известность. С. Королев. 27/IX 1926 г.».

Он не спеша двигался через сквер перед училищем. Где-то в этом районе второкурсник Андрей Туполев летал на своем балансирном планере. По этой дорожке проходил, не видя ничего вокруг, крупный бородатый человек с наивными глазами — Жуковский.

Королев услышал сзади шаги. Не оглядываясь, он догадался, что это студенты аэромеханического факультета.

— Николай Егорович рассказал на лекции, как задумался и шел, ступая одной ногой по тротуару, а другой — по булыжной мостовой. И стал думать, отчего же это он охромел.

Сзади раздался смех. Королев прислушался.

— Но это что! — продолжал рассказчик. — Приходит он к себе домой и звонит. Из-за двери спрашивают: «Вам кого?!» — «Скажите, дома ли хозяин?» — «Нет». — «А хозяйка?» — «Нет и хозяйки. Что передать?» — «Скажите, что приходил Жуковский».

Сергей сам засмеялся.

— Это рассеянность человека, чей мозг постоянно занят вылавливанием идей из воздуха, — сказал другой студент. — А если я проанализирую все мысли, которые мне приходят в голову за сутки, то это такая чепуха. Наверное, его мозг сделан из какого-то другого вещества.

— Кстати, объясни мне формулу Жуковского.

— Анекдоты знаешь, а формулы нет?

Студенты обошли Королева, присели на корточки, и тот, что не знал анекдотов, начертил на земле профиль крыла.

— Как бы найти начальника планерного кружка? — спросил Королев.

Студенты обернулись.

— Это Вова Титов с нашего, то есть аэромеханического факультета, — сказал тот, который не знал анекдотов.

Затрещал будильник. Королев не глядя протянул руку и зажал язычок звонка рычажком. Еще стояла ночь, Форточка была открыта: в свежем воздухе скорее высыпаешься, но вылезать из-под одеяла так не хочется. В запасе еще минут десять, можно настроиться на бодрые мысли.

«Наверное, ни одна профессия так не расставляет работников по их истинной цене, как летная. И то, что в Киеве царили такие сильные конструкторы, как Томашевич и Железняков, и летун Яковчук, справедливо, — думал он. — И зря я позволял своему отроческому самолюбию отравлять собственную кровь. В этой профессии в самом деле все распределяется по совести. Экзамен на авиационного человека — Коктебель. Но даже путь на этот экзамен усыпан не розами».

Королев откинул одеяло, включил свет, и его руки и ноги задвигались, как будто он очутился в ледяной воде и двигаться, хочешь или не хочешь, надо.

Улицы пустынны. Все окна еще темные. Но автобусы уже ходят. Вон гремит по булыжной мостовой высокий желтый «лейленд», шофер сидит справа, по-английски. Надо пробежаться, чтобы потом не совершать на остановке бега на месте. Теперь до Павелецкого вокзала можно и вздремнуть.

Деревянный серо-зеленый вагон дачного поезда с маленькими окнами, разделенными крестом переплетов внутри, был грязен и просматривался во всю длину. Королев огляделся и увидел в уголке поднятые руки — это планеристы. Он подошел, поздоровался и сел. Напротив расположился Сергей Люшин, тоже студент МВТУ, голубоглазый и очень спокойный, с тем неуловимым отпечатком мужественности, который накладывает на лица знакомство с небом. Он успел выстроить уже три планера, и Королев поглядывал на него почтительно.

— А как ты стал летать? — спросил его парень с синяком на лбу.

Люшин зевнул и сказал:

— Очень просто.

— А как ты прошел медицинскую комиссию?

— Никак не проходил.

— Ведь у тебя что-то с левой рукой.

— Атрофия дельтовидной мышцы после полиомиелита.

Королеву вопросы парня с синяком показались несколько бестактными. Он повернулся к замороженному окну и приложил к стеклу свою ладонь. Отнял. Получилась прозрачная пятерня. Раздался свисток. Поезд тронулся.

— Ведь тебе сама судьба запретила летать.

Люшин улыбнулся.

— Ну и что с того, что запретила? Я ее обманул. Я делал планеры в арцеуловском кружке «Парящий полет», а сам, конечно, не летал. В Коктебеле я был как конструктор.

Королев заинтересовался.

— Ну, а нам назначили инструктором Карла Михайловича Венслава, — продолжал Люшин. — Он никого не знал, но знал, что я бывал в Коктебеле. Как-то я возьми и скажи ему:

«Хотелось бы полетать на своем планере».

«Пожалуйста».

Я предполагал, что меня запустят, как бумажного голубя, на малую высоту и этим все кончится. Но вышло иначе. Он кликнул стартовую команду — двадцать человек. И все мы двинулись на вершину горы.