Адмирал Спиридов - [9]

Ясно, что осторожничанье Мишукова нельзя было ставить в вину только ему. Он поступал, как поступали в то время многие военачальники и в армии и на флоте.

Так и пытались оправдывать адмирала его сторонники. Но теперь его нерешительность не могла остаться безнаказанной. Подросло новое поколение командиров, воспитанное на понятиях, привитых ему Нагаевым, Спиридовым, Лаптевым, не желавшее мириться с догмами и рутиной.

Общее недовольство консерватизмом командующего Балтийским флотом и неудачей у Кольберга было настолько велико, что нашло свое отражение даже в указе Елизаветы, адресованном Адмиралтейств-коллегии:

«...Адмирал Мишуков, хотя и в добром намерении, однакож, повидимому, гораздо излишне полагался, что и одним с моря бомбардированием Кольберг к сдаче принужден будет...»

Волей-неволей Адмиралтейств-коллегии пришлось подчиниться духу времени.

На место Мишукова был назначен вице-адмирал Полянский, знающий моряк и решительный человек, умевший к тому же прислушиваться к мнениям и деловым советам подчиненных. Это он впервые использовал на кораблях Ревельской эскадры, которую возглавлял до своего назначения старшим флагманом, универсальные пушки-единороги, изобретенные русскими артиллеристами Даниловым и Мартыновым, стрелявшие гранатами, бомбами, брандскугелями, причем вдвое дальше, чем прочие орудия того времени, и с большим поражением цели. Такое новшество, введенное раньше, чем на флотах других стран, значительно облегчило действия кораблей против приморских крепостей противника.

Приняв командование Балтийским флотом, Полянский первым делом согласился с предложением Спиридова о десанте силами корабельных команд и поддержал это предложение перед Адмиралтейств-коллегией.

Последней ничего не оставалось, как доложить кабинету министров мнение командующего флотом.

8 июня 1761 года президент Адмиралтейств-коллегии вручил Полянскому рескрипт, подписанный Елизаветой и в основном повторявший то, что предлагали Спиридов, Мордвинов и другие моряки, а именно:

«...Кампания начнется осадой Кольберга... в таком намерении, чтоб неприятеля сею диверсией разделить... Понеже главные операции нашей армии будут не в Померании, но в Силезии, то неприятель или принужден будет Померанию оставить ее жребию, или же, защищая оную с неравными и войскам его страшными силами, дать баталию и, проиграв оную, как мы твердо надеемся, не токмо потеряет Кольберг и всю провинцию, но и на всю кампанию дела его в непоправимом состоянии останутся».

В заключительных строках рескрипта было точно определено участие флота в совместных операциях с армией:

«...Если десант учинится под самим Кольбергом... то натурально надлежит вам... осаду всеми силами подкреплять, а по взятии крепости то на корабли забрать, что для отвоза сюда или в Ревель отдано будет; и когда согласитесь вы с графом Румянцевым, что флоту тамо стоять уже не для чего, то вы, что скорее то лучше, избегая осени, обратно к своим портам отправиться имеете...»

Спустя десять суток после получения рескрипта Полянским обе эскадры — Кронштадтская и Ревельская — соединились на ревельском рейде. К вечеру того же дня, 18 июня, весь Балтийский флот — 24 линейных корабля, 12 фрегатов и бомбардирских кораблей (не считая вспомогательных и транспортных судов) — под флагом вице-адмирала Полянского и контр-адмирала Мордвинова, подняв паруса, вышел в море и лег на курс к берегам Померании. Флагманским кораблем по-прежнему командовал капитан 1 ранга Григорий Спиридов, наконец-то получивший возможность осуществить задуманный еще в прошлом году морской десант.

Плавание совпало с непогодами; поэтому флот зашел на рейд Данцига, чтобы отремонтировать такелаж и рангоут, поврежденные штормом; но теперь было учтено и использовано все, даже время вынужденной стоянки. Пока производился ремонт, пока шло снабжение флота дополнительными запасами пресной воды, корабли поочередно ходили выяснять обстановку у Кольберга. Так что еще в Данциге, а затем возле устья Рюгенвальде, куда флот доставил свыше семи тысяч солдат и офицеров с обозами и осадной артиллерией, многое стало ясно. Сведения, собранные моряками кораблей, вернувшихся из разведки, подтвердили самое худшее из того, что предполагалось: мощь укреплений, сооруженных противником вокруг крепости, значительно возросла по сравнению с прошлым годом. Пруссаки построили пять новых батарей: четыре на взморье и на восточном берегу реки Персанте, пятую — на западном берегу, неподалеку от крепости. Наиболее мощной из них, по общему мнению моряков разведывательных кораблей, на себе испытавших силу огня вражеских пушек, была ближняя к морю, выдвинутая на восток батарея, выгодно расположенная на вершине берегового склона и прикрывавшая подступы к стенам Кольберга с моря. Противник называл ее Вуншевой батареей.

Словом, последствия прошлогоднего промаха Мишукова были налицо, в чем воочию убедились флагманы и командиры, едва флот занял место якорной стоянки вблизи крепости. Неприятель полной мерой использовал ошибку, допущенную русским командованием в прошлом году, и за время зимней передышки создал немало лишних помех для осады. Теперь штурмовать Кольберг было вдвое труднее, нежели год назад. На обстрел с кораблей вражеские артиллеристы отвечали ожесточенным огнем всех батарей и осыпали картечью даже шлюпки, если те пытались приблизиться к берегу.