Адмирал Спиридов - [8]

Этой демонстрацией стал морской десант, осуществленный у Кольберга.

III

Десанту предшествовала малоприятная история.

Сильнейшая после Кенигсберга на юге Балтийского моря крепость Кольберг, расположенная в устье реки Персанте между Штеттином и Данцигом, в течение долгого времени военных действий оставалась, несмотря на осаду, под властью пруссаков и тем мешала русским войскам, уже взявшим Берлин, полностью овладеть Померанией.

Упреки в неудаче у Кольберга выпали на долю флота. Пощечиной для истинных моряков прозвучало объяснение причин неудачи, официально высказанное в Петербурге. Смысл объяснения был такой: отвага и уверенность в победе, свойственные морякам петровского времени, сменились в действиях начальствующих лиц нерешимостью и желанием избегать встреч не только с равносильным, но даже слабейшим неприятелем.

Возражать против этого было трудно, хотя не все в объяснении соответствовало истине. Ведь даже в таких условиях русский флот сделал немало для победы. Пять лет подряд его корабли контролировали все Балтийское море от Финского и Ботнического заливов до Зунда и Каттегата, осуществляя крейсерство в любую погоду, по два месяца находясь в непрерывном плавании, решительно пресекая попытки противника получать помощь морским путем.

Блокада балтийского побережья Пруссии, изоляция гарнизонов противника в приморских местах, таких, как Мемель, Кенигсберг, Кольберг, в значительной степени содействовали успешным действиям русских сухопутных войск.

И все же многое на территории Померании могло быть совершено раньше, чем было совершено. Значительная часть вины в неудаче у Кольберга действительно лежала на престарелом адмирале Захарии Мишукове, который командовал флотом и держал свой флаг на 100-пушечном корабле «Св. Дмитрий Ростовский», где командиром был Спиридов. Флот слишком поздно включился в осаду. Ибо Мишуков, невзирая на приказ о походе, медлил и выжидал известий о начале перелома у Кольберга, чтобы тогда «как снег на голову», по его словам, появиться напротив стен крепости и обстрелом с моря заставить ее гарнизон капитулировать.

Спиридов, да и все, кто изучил опыт прошлых кампаний, например, Азово-Черноморской кампании, решительно высказались против мнения, будто бомбардированием с моря можно всегда принудить крепость к сдаче. Успешная осада Мемеля в 1757 году — на нее ссылались противники всяких новшеств в боевых действиях флота — не должна была сковывать разумную инициативу на дальнейшем пути к победе. Тем более, что противник, несомненно, сделал для себя выводы из прошлых поражений. Вот почему те, кто разделял точку зрения Спиридова, предложили другое: не теряя времени, произвести на малых судах точную разведку артиллерийской мощи укреплений Кольберга, затем высадить десант с кораблей, включить в него, помимо обычных десантников — морских пехотинцев, также матросов из судовых экипажей и, договорясь с командующим сухопутными войсками, одновременно с двух сторон предпринять штурм крепости.

Мишуков не внял дельному совету. У осторожного адмирала был один и тот же, неизменный и неотразимый, как ему казалось, довод против новшества: победа над пруссаками у Мемеля 25 июня 1757 года. Флот, дескать, без всякого десанта разделил лавры ее с армией. Достаточно было участия кораблей в осаде Мемеля, бомбардировки с моря, подвоза на судах снаряжения и провианта осаждавшим, чтобы город и крепость в конце концов сдались сухопутным войскам.

Поэтому Мишуков не желал брать на себя ответственность за новшество, отклонил предложение о десанте силами судовых команд, затянул выход флота и, понятно, прозевал удобный момент.

Противник, наученный предыдущими осадами, воспользовался медлительностью адмирала и отсутствием блокады с моря. Прежде чем флот бросил якоря вблизи Кольберга, крепость успела получить свежие резервы, доставленные ей морским путем.

Вскоре настала пора осенних непогод, особенно неблагоприятных для якорной стоянки у берегов Померании, открытых ветрам. Запоздав с высадкой десанта и в силу этого ни в чем не преуспев, Мишуков увел корабли обратно в Кронштадт. А на берегу началась распутица, необычайно осложнившая снабжение русских войск по сухопутью. Она вынудила армию снять осаду Кольберга и уйти на зимние квартиры.

Все это и определило организационные перемены в Балтийском флоте. Адмиралтейств-коллегия была поставлена перед необходимостью пойти на них, несмотря на то, что Мишуков осторожничал по ее инструкциям. Да и не один Мишуков. Большинство моряков находилось всецело под властью консилиумов, или конзилий, без которых ни командир, ни флагман не смели предпринимать ничего — и непосредственно в боевой обстановке, и вне ее. Любой маневр, тем более не принятый в то время, требовал утверждения консилиумом, состоявшим из всех начальствующих лиц отряда кораблей. Это в боевой обстановке приводило к полнейшей нелепице. В море, иногда на глазах у противника, теряя выгодное время, флагман был вынужден отдавать приказание кораблям лечь в дрейф, созывать к себе командиров их и только после составления и подписания всеми присутствовавшими на совещании акта о маневре (главное, чтобы акт был подписан) предпринимать дальнейшие действия. Еще хуже было, если жизнь подсказывала введение каких- либо новшеств, совершенно необходимых для флота. Не только флагман на эскадре, но и командующий флотом не имел права прибегать к новшествам, если не было разрешения Адмиралтейств-коллегии. Естественно, что такие правила, во-первых, сводили на нет многое в действиях флота, что зависело от времени, во-вторых, приучали флагманов и командиров к безответственности, к нежеланию даже заикаться о чем-либо новом.