Адмирал Спиридов - [34]

«Необходимые нужды для пользы службы ее императорского величества принудили меня отделенную эскадру господина контр-адмирала Ельфинстона соединить с эскадрой, под моим ведением находящейся, и препоручить обе в точную команду его высокопревосходительства господина адмирала и кавалера Григория Андреевича Спиридова, о чем господа начальники судов да будут известны...»

Вот так, с опозданием почти на полгода, ценой вопиющей ошибки, Орлов признал то, что был обязан в интересах дела (и при наличии ума государственного деятеля) учесть немедленно после первого же отказа Эльфинстона подчиниться адмиралу.

Могло ли запоздалое признание удовлетворить Спиридова? Вряд ли. Он достаточно изучил Алексея Орлова, его своенравие в условиях безопасности и благополучия, его нерешительность, когда речь шла об оправданном риске, его политическое легкомыслие, граничившее с авантюризмом, и хорошо знал, чем было вызвано это признание. В значительной степени намерением фаворита избавить себя от мало-мальской ответственности за случаи, подобные гибели «Святослава», и переложить ответственность на первого флагмана.

Чувство оскорбленного достоинства владело заслуженным моряком, когда он читал приказ, которого могло не быть и который вдруг подтверждал то, что считалось непреложным еще до отплытия из Кронштадта. Одну ошибку Орлов исправил, но за ней теснились другие, а их уже нельзя было исправить: ни потерю преимущества внезапности еще задолго до начала военных действий в Морее; ни потерю самого выгодного преимущества после Чесменской победы... Разве теперь Спиридов был в состоянии исправить непоправимое? Разве не робость Орлова помешала походу объединенной эскадры в Босфор, к стенам столицы Оттоманской империи? Разве не упрямство Орлова, допустившего ненормальные отношения между старшим и младшим флагманами, привело к преступному своеволию Эльфинстона, к упущениям еще у берегов Мореи, а впоследствии у Дарданелл, к непростительной катастрофе у Лемноса? Разве не Орлов прозевал момент, самый благоприятный для того, чтобы принудить неприятеля к быстрейшему заключению мира? Разве не тот же Орлов обманул свободолюбивые надежды народов, угнетенных «Блистательной Портой», доверившихся его посулам, в которых было куда больше авантюризма, чем желания помочь единоверцам, да еще оклеветал их, обвинив в трусости? Наконец, разве следовало тешить себя мыслью, будто фаворит образумился и действительно не станет совать нос в круг задач, возложенных на эскадру?..

Несмотря на печальный опыт взаимоотношений с фаворитом, Спиридов поступил, как флотоводец-патриот — принял эскадру и три года командовал ею, успев за это время осуществить все, что наметил в плане из четырех пунктов, привезенном Орловым в Петербург и утвержденном Екатериной:

«...До миру (до конца войны. — Е. Ю.) в подданстве одержать за главную надобность признаваю: во-первых, во славу... во-вторых, ежели при мире останутся (за Россией. — Е. Ю.)... или доставится вольность (т. е. освобождение от турецкого владычества. — Е. Ю.), то сие также увеличит славу... в-третьих же, когда оные до миру острова за нами останутся, то по близости к Негропонту и Мореи и к Малой Азии затворяют чрез наших крейсеров от Кандии и Египта к Смирно, Салонике и Константинополю, также и от оных мест в Средиземном море вход и выход неприятельских военных и с их турецкими грузами судов, так как бы обеими частьми Света в воротах... А четвертое, мы имеем теперь надежное военное сборное у себя место — остров Парос и порт Аузу... и весьма сие место нужно, чтоб до миру его отнюдь не оставить, а укрепиться елико возможно...»

Вдвое усиленная третьим и четвертым отрядами кораблей, пришедших из Кронштадта, объединенная эскадра под командованием Спиридова с помощью десантов, начало которым было положено еще у Кольберга, сумела в течение трех лет овладеть почти всеми островами Архипелага, обеспечить полную блокаду Дарданелл, дважды разгромить противника на море (в Патрасском заливе и у крепости Дамиетта), уничтожить восемь из девяти фрегатов и одиннадцать из девятнадцати шебек, построенных турками после катастрофы у Чесмы.

Сражение при Патрасе 26 октября 1772 года (старинная гравюра)

И все-таки ужиться с фаворитом Спиридову не удалось.

Разные они были люди, слишком по-разному смотрели на одно и то же: адмирал — глазами моряка, беззаветно преданного своему нелегкому, особенно в те времена, делу и честно выполнявшего свои обязанности воина; фаворит — глазами «баловня фортуны», вознесенного случаем, а не талантом, видевшего во всем, в том числе и во флоте, лишь средство для своих личных целей, в частности для того, чтобы удержаться возле трона Екатерины.

Не обольщался Спиридов даже в те минуты, когда Алексей Орлов познакомил его с письмом императрицы, в котором было сказано: «...Нашему адмиралу Спиридову вы имеете вручить приложенный при сем всемилостивейший наш рескрипт, в котором мы ему оказали наше удовольствие за похвальное и ревностное его поведение в сем случае, и жалуем ему Кавалерию Святого Апостола Андрея Первозванного. Сенату же нашему повелено будет, оному адмиралу, в вечное и потомственное владение отдать назначенные от нас деревни...»