365 сказок - [459]

Шрифт
Интервал

— Быть может, я и перестану, но только не сразу, — решил Ран и откинулся на спину.

338. Кофе с мечтой

Каждое утро она приходила к морю. Пока солнце медленно выбиралось из-за горизонта, разливая робкий розоватый свет, она смотрела на волны и не думала ни о чём, совсем ни о чём. Отступала тоска, исчезала боль. Всего пара часов в тишине, где припевом был только шелест и шёпот морской воды, дарила ей силы пережить ещё один день.

Ещё один день взаперти.

Она поднималась по сложенным из ракушечника ступеням, уходила в город, который уже стряхивал к тому моменту утреннюю сонливую оцепенелость. Она входила в кафе и вставала за стойку, где варила лучший в этих местах кофе.

Потому что в каждую чашку вкладывала одну маленькую мечту.

Мечту, которая не могла сбыться у неё самой.

На закате она не спускалась к морю, не смотрела на тёмные волны, а упрямо поворачивалась спиной и углублялась в сеть переулков, чтобы потеряться в них и лишь случайно оказаться у порога собственного дома.

Она поднималась на третий этаж — под самую крышу, отпирала дверь старым медным ключом и обессиленно усаживалась на кухне. Ей не хотелось ни есть, ни спать, она долго смотрела на то, как сквозь резное кружево листвы сияет грустный дворовый фонарь, пока не наступал предрассветный час.

Встрепенувшись, она принимала душ, расчёсывала волосы и уходила, снова заперев дверь на два поворота ключа. Шла к морю и опять встречала рассвет, напитываясь первым сиянием…

Как жаль, что его почти не хватало до следующего утра.

* * *

Однажды она поняла, что добавила в чашку кофе последнюю мечту. Внутри неё совсем не осталось ничего похожего. Ни капельки, даже на донышке.

Она сняла длинный фартук и повесила его на крючок на стене, взглянула на молчаливых напарников и пожала плечами. Они понимали всё без слов. Одна из девушек, с глазами серо-пустыми, только кивнула.

Оставив уютную кофейню, она вышла в город и удивилась — солнце сияло так ярко, ведь было лишь немногим за полдень. Не было смысла сейчас идти в квартирку на третьем этаже, под самой крышей. И не нужно было смотреть на фонарь, грустить вместе с ним.

Она нерешительно глянула в сторону моря и направилась именно туда.

* * *

До самого заката она смотрела на волны, вспоминая, как улыбаться, но умение было утрачено, совершенно оставило её, будто она ничего такого никогда и не умела. Ничто не могло подсказать, как это сделать, лишь в груди разливалась странная пустота, совсем не беспокоящая, безразличная, безболезненная, но заполняющая до краёв.

Вскоре она поняла, что забыла, как говорить.

Или не знала, как говорить.

Свет стал мягче, солнце собиралось убежать за горизонт, но пока что висело низко над волнами, рассыпая блики и подкрашивая розоватым барашки пены. Она же смотрела и будто не видела.

В ней не осталось ни одной мечты, и потому закончились все слова.

Она коснулась груди.

Кажется, сердце тоже почти не билось.

* * *

Когда солнце село, она поняла, что лишилась и воспоминаний. Всё так же бежали волны, а в ней отдавалась эхом пустота, разбегалась рябью тишина. Она была чистым листом и уже не понимала — заперта ли, нужно ли ей освобождение. А может, не понимала и кто она на самом деле.

Ей хотелось закрыть глаза и раствориться в голосе волн, когда кто-то легко коснулся плеча.

— Кажется, тебе пора идти, — сказал этот кто-то.

Она повернулась не сразу. Не смогла ни ответить, ни улыбнуться.

Она только нахмурилась.

Он — его лицо терялось в тенях — коснулся холодными пальцами её губ.

— Говори, — прозвучало приказом.

— Но я не могу, — голос проснулся внутри неё и пророс сквозь горло теплом. Она вздрогнула и закрыла рот ладонями.

— Улыбнись, — продолжал кто-то — он — тень.

— Я не знаю как, — чуть решительнее отозвалась она.

Улыбка возникла сама, теперь она удивлённо прижала ладони к груди — там задрожало, затрепетало, забилось что-то большое.

— Ты свободна, — разнеслось в полумраке.

Набегали волны. Она стояла одна и улыбалась, а грудь её полнилась новыми словами и… новыми мечтами.

* * *

Она бежала по улицам так быстро, как только могла. Переулки казались незнакомыми и полными тревог, фонари моргали, гасли, зажигались, снова моргали. Она забыла, который дом — её, искала, искала, пока не поняла, что в квартирке всё равно нет ничего важного.

Смена одежды? Нужна ли?

Пустая чашка? Она давно треснула.

Расчёска? Но сколько радости доставляло теперь прикосновение ветра к волосам.

Она раскинула руки, точно хотела обнять звёздное небо.

Ей хотелось быстрее исчезнуть из города, но она решила дождаться рассвета. Рассвета, будто обещала ему что-то, задолжала что-то.

Точно в этом был особенный смысл.

И, решившись, она развернулась и помчалась назад. Город за её спиной перемигивался фонарями в удивлении. Он не понимал. Не мог понять, не хотел понимать.

Но не мог удержать.

* * *

Она с нетерпением дожидалась рассвета на привычном месте. Свет приходил в мир как-то не сразу, точно просачивался по капле. В ней же клокотали, бурлили мечты. Все те, что она так долго раздавала, откупаясь от пленившего города. Все те, от которых она отказывалась с таким трудом.

Они вернулись, вернулись, и больше не было пустоты в груди.


Еще от автора Ярослав Зарин
Увидеть свет

Доминик Вейл — известный художник, ведущий уединённый образ жизни. Дни и недели у него расписаны по минутам, и он никогда бы не отказался от собственных ритуалов, если бы… в городе не появился убийца, чьи преступления заставляют Доминика снова и снова задаваться вопросами — что есть красота, не должно ли творцу выискивать новые, даже кажущиеся жуткими способы запечатлеть и раскрыть её зрителям? Может ли чужая жизнь стать холстом для художника? Метки: психические расстройства, современность, художники, серийные убийцы, убийства, детектив, дружба, смерть второстепенных персонажей.


Тяжело в учении

Казалось, ещё вчера Класта был всего лишь мальчишкой с побережья, одним из тех, кто гонял чаек у доков да воровал рыбу из корзин, а сегодня он превратился в ученика мага, да какого мага!.. Метки: приключения, драконы, дети, трудные отношения с родителями, фэнтези, вымышленные существа, учебные заведения. Примечание для особенно внимательных — у имени Класта есть полная форма «Кластас». Она иногда используется в тексте.


Легко в бою

Когда-то мальчишка с побережья, а теперь — без пяти минут Мастер — Класта готовится сдать последний экзамен. Однако придётся защищаться не перед преподавателями, а перед самой жизнью, придётся выйти на настоящий бой с противником, умеющим отбирать чужую магию. Тяжело было в учении, легко ли будет в бою? Продолжение истории «Тяжело в учении». Метки: приключения, драконы, подростки, преподаватели, леса, магические учебные заведения, магия, трудные отношения с родителями, фэнтези, вымышленные существа, нелинейное повествование.


Рекомендуем почитать
Прильпе земли душа моя

С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.


Вниз по Шоссейной

Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.


Счастье

Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.


Лучшая неделя Мэй

События, описанные в этой книге, произошли на той странной неделе, которую Мэй, жительница небольшого ирландского города, никогда не забудет. Мэй отлично управляется с садовыми растениями, но чувствует себя потерянной, когда ей нужно общаться с новыми людьми. Череда случайностей приводит к тому, что она должна навести порядок в саду, принадлежащем мужчине, которого она никогда не видела, но, изучив инструменты на его участке, уверилась, что он талантливый резчик по дереву. Одновременно она ловит себя на том, что глупо и безоглядно влюбилась в местного почтальона, чьего имени даже не знает, а в городе начинают происходить происшествия, по которым впору снимать детективный сериал.


Юность разбойника

«Юность разбойника», повесть словацкого писателя Людо Ондрейова, — одно из классических произведений чехословацкой литературы. Повесть, вышедшая около 30 лет назад, до сих пор пользуется неизменной любовью и переведена на многие языки. Маленький герой повести Ергуш Лапин — сын «разбойника», словацкого крестьянина, скрывавшегося в горах и боровшегося против произвола и несправедливости. Чуткий, отзывчивый, очень правдивый мальчик, Ергуш, так же как и его отец, болезненно реагирует на всяческую несправедливость.У Ергуша Лапина впечатлительная поэтическая душа.


Поговорим о странностях любви

Сборник «Поговорим о странностях любви» отмечен особенностью повествовательной манеры, которую условно можно назвать лирическим юмором. Это помогает писателю и его героям даже при столкновении с самыми трудными жизненными ситуациями, вплоть до драматических, привносить в них пафос жизнеутверждения, душевную теплоту.