365 сказок - [457]

Но вот он всё же достиг другого берега. Силы окончательно покинули, Стин свалился под куст и нащупал хлеб за пазухой. Ел он торопливо, кроша несчастный ломоть, точно в последний раз. Посидев лишь немного, он зашагал в темноту. Ждать милости от осеннего утра Стин не привык.

* * *

Дюны захлестнули ему ноги, когда солнце уже встало. Песок был холодным, влажным, но приятно успокаивал ноющие мышцы. Туман почти рассеялся. Стин видел, как за широкой полосой песчаной пустоши, кое-где поросшей высохшей травой, перекатывался тёмный вал морской воды.

Ветер здесь был ядовитый, острый, солёный. Стин втянул голову в плечи и пошёл напрямик, то и дело спотыкаясь, с трудом вытаскивая вязнущие ноги из пасти песка, фыркая на обломки веток.

Он помнил, что море было ближе, но на сегодня оно отступило, оставив ему гораздо больше времени, чтобы ещё разок задуматься, зачем он здесь. Неужели ищет ещё один камень?..

Таких на пути не попадалось. Жалкие окатыши, кусочки ракушек и мусор никак не были похожи на тот камень, что жил у него на груди с прошлого путешествия. Он был почти треугольный, в нём уже была дыра. В жару Стин подносил его ко рту и тихонечко дул, возникал тонкий переливчатый свист.

Стин заворчал, ускорив шаг. Тот камень лежал на линии прибоя. Вдруг он вернулся домой? Цепочка внезапно лопнула — Стин услышал этот звук. Упали на песок ключ и кольцо, камня с ними по-прежнему не было.

Что значил теперь этот ключ? Стин с трудом вспомнил, что открывал им дверь в домик, где жила благообразная старушка, кормившая его пирогами. Она умерла очень тихо, прошлой зимой, и Стин не знал, где её похоронили люди из деревни. Когда он в очередной раз пришёл к ней, дверь дома была распахнута, и осень бродила по комнатушке, выхолаживая и забирая последние признаки жизни.

Что значило это кольцо? Стин получил его от красивой девушки, которая подвернула ногу, возвращаясь в деревню. Стин помог ей дойти, ему не нужна была благодарность, но девушка настойчиво сжала его пальцы вокруг своего маленького сокровища. Стин хранил его на память об её отчаянных, почти янтарных глазах.

Только камень давал ему сил. Он говорил о том, каким был сам Стин.

Фыркнув, Стин бросил и ключ, и кольцо, смело бросившись к волнам, что шипели, оставляя на берегу клочья пены, катая гальку, бросаясь ракушками. Стин долго шёл, отмахиваясь от долетавших брызг, выискивал, всматривался. Солнце почти упало за горизонт, когда он остановился.

Камня не было. Ни того же, ни такого же. Всё оказалось зря, напрасно. Это осень посмеялась над ним.

Стин запрокинул голову и увидел, что в небе уже зажглись звёзды.

* * *

Море шипело и плевалось, то захватывая пригоршню гальки, то вновь бросая её на песке. Оно таскало туда-сюда, пробуя на вкус потемневший от времени ключ, полурассыпавшуюся цепочку, кольцо с маленьким осколком янтаря… И камень.

Треугольный камень с дырой. Если поднести его к губам и легонько подуть, то раздавался мелодичный свист, вот только на побережье не было никого, кто мог бы поднять камень и заставить его петь собственным дыханием.

337. Ран и ветер

В город пришёл новый ветер. Он ворвался с юга, пронёсся по улицам, распугивая прохожих, застучал в окна, потребовал распахнуть двери. Он примчался ночью, и к утру всё переменилось с ним вместе. Зазеленела трава, раскрылись давно этого жаждавшие почки на деревьях, расцвели первые цветы.

Но ветер продолжал кружить по улицам, подглядывать за тем, как лица светлеют, как появляются улыбки. Он пел в водостоках, он играл на проводах, он разогнал тучи, кравшие солнце почти месяц подряд.

Казалось, он никогда не устанет.

В его руках всё преображалось, скоро город засиял весной, сам распустился, как удивительный цветок, и каждому, кто жил здесь, стало легче на сердце. Каждому, но…

* * *

На чердаке дома, что стоял на окраине, с утренним солнцем проснулся ворчливый Ран. Он потянулся и отбросил старенький плед, подошёл к окну, единственному, выходившему на пустырь, заросшей сорной травой, сейчас сухой и шуршащей, и нахмурился.

— Снова ты, — не одобрил он ветер. — Снова солнечный свет. Знаешь, как он режет глаза? Знаешь, как сухо в воздухе, когда ты налетаешь вот так? А эта пыльца! Она повсюду!

Ран потёр нос, из которого тут же потекло. Фыркнув и шумно высморкавшись в потерявший всякую свежесть платок, Ран потянул со стула потемневшую от времени куртку и потащился к лестнице.

Он спускался медленно, постанывая и ругаясь, затем подошёл к лифту и с усилием надавил кнопку. Лифт проснулся не сразу. Он заворочался, как древнее чудище, в шахте, заскулил тросами и заскрипел, будто бы разминал затёкшие мышцы. Лишь после этого — едва ли прошло меньше пяти минут — он пополз на девятый этаж. Ран ждал, привалившись к стене и мрачно глядя на запылённое окно, сквозь которое с трудом пробивалось весеннее солнце.

Когда открылись двери, Ран ввалился и уставился на покорёженные кнопки, точно забыл, что нужен первый этаж. Он провёл пальцами по краям одной из них и с шумом втянул воздух.

— Когда-нибудь ты должен отвезти меня куда-то ещё, — пробормотал он, забывшись, и нажал единицу.

На улице на Рана набросился ветер. Он явно слышал упрёки в свой адрес, потому так настойчиво сдирал с плеч куртку, ерошил отросшие волосы, шептал в ухо, что жизнь прекрасна. Ран упрямо кутался и втягивал голову в плечи, ворча.