27 приключений Хорта Джойс - [42]

— Наоми рассказала мой недавний сон, — открыла Чукка не без волнения, — все это также видела я. Но есть сны и восприятия, которые помнятся ясно и в молчании пребывают, пока не совершатся. Многое знать дано, но больше о знании молчать дано…

— Не говорит ли все это, — обобщила Наоми, — что все мы не зря так тесно спаяны в этой детской первого человечества, когда все мы — или на заре подсознания, полу-сознания, или — сознательной легенды о жизни, которая будто бы есть, но которая в действительности еще будет. И потому мы вправе резвиться. Мы встречаем новый мир, хлопаем ему навстречу в ладоши, с радостью по-детски заглядываем в щель его будущего, а пока зима и холод, и снег, мы должны выдумывать, сознательно сочинять и даже пробовать проводить легенды о жизни в бытие, в кровь, в свои нервы и сердца. Разве не так, а?

— Браво, браво! — закричали и зааплодировали обитатели детской человечества, — браво, птичка Наоми!

Цунта чудесно пропела пять часов.

Наступили сумерки.

Хорт зажег лампу.

— Рэй-Шуа, — обратилась Наоми, — тебе пора раскрыть ящик, достать охотничьи припасы и мое ружье.

Рэй-Шуа быстрыми движениями доставил ружье на общий просмотр.

— Это центрального боя, — давал объяснения Хорт, — 16-й калибр, фабрики Зауэра, бескурковое, превосходного качества. Завтра займемся пристрелом и набьем патроны. Ружье легкое, не более семи фунтов. Ну, а через неделю, в самом деле пойдем на медведя. Первая берлога от нас всего полтора километра или еще ближе. Ты, Наоми, должна знать однако, что с одной собакой здесь на медведя не охотятся. Но у нас нет иного исхода, как Рэй-Шуа исполнять роль второй собаки, и он это делает с горячим призванием.

— Вау…ввау…вввау…ррр… — залаял Рэй-Шуа, став на четвереньки.

— Вау…ввау… — ответила Диана, вероятно сообразив, что речь идет о травле медведя.

Наоми достала медвежонка с полки, завела его и пустила на пол.

Медвежонок забарахтался и зарявкал.

Диана с лаем бросилась на медвежонка, хватив его раза два зубами, но потом убедилась, что над ней подшутили и только принципиально ворчала, косо поглядывая на опасную игрушку.

25. У костра весенней ночи

— Еще не спишь?

— Нет.

— Подложи в костер сучьев.

— Может быть, удлинить костер?

— Да, будет лучше.

— Слышишь?

— Хоркает вальдшнеп.

— Даже не увидишь — так поздно.

— Что ему надо?

— Ворчит на охотников.

— Спать не хочется.

— Мне тоже.

— Давай закурим, а?

— Закурим.

— Смотри.

— Это филин — философ леса.

— Табак влажный.

— Чуть подсушим.

— Вот кусок коры.

— Наоми сладко спит.

— С большим увлечением.

— Видит во сне, что не спит.

— И потому спит так крепко.

— А ведь как уверяла, что не будет спать.

— Утомилась от волнения.

— Устала от пальбы.

— Еще бы. Раз 30 ахнула.

— И все-таки молодец — пару зацепила.

— Горячилась вовсю.

— Диана сердилась.

— Была работа.

— Вот она собака — глядит на нас, соображает.

— Табак подсох.

— Закуривай.

— А Чукка спит?

— Делает вид, что спит.

— Чукка, улыбнись.

— Ну вот — улыбается.

— Не спи, Чукка. Брось.

— Нет смысла спать.

— Это от тепла, от нежности, от удачи.

— Чукка, перестань улыбаться.

— Все равно видим.

— И какой же смысл спать — слушай…

— Еще тяга не кончилась.

— Ворчуны рыжие дотягивают.

— Около медведи собираются.

— Философ-филин в долине хохочет.

— Неясыть над костром летает.

— Мыши летучие.

— Брось спать, Чукка, брось.

— Мой приятель художник Бурлюк говорил, что спать спокойно имеет право только фабрикант, у которого и ночью работает фабрика, а нам — беднякам сон приносит лишь огромные убытки.

— Чукка, перестань улыбаться.

— Ты могла бы украсить общество курильщиков, внести оживление.

— Поднять их горизонты.

— И вообще.

— Если кофе будете пить — проснусь я.

— Ну, обязательно.

— Ну вот это солидное предложение.

— Браво, Чукка.

— Она поняла, что у нас нет фабрики.

— Бедняга.

— Наоми спит?

— Приблизительно.

— До запаха кофе.

— Мы нальем ей чашку и поставим около носа.

— Чукка, ты дашь нам по рюмке коньяку?

— Сейчас?

— Нет, перед кофе.

— Мы решаем не спать, к чорту сон — это странное явление, отнимающее у человека больше трети жизни.

— Плюс другую треть человек растет.

— Пропадает в пустую две трети коротенькой, как нос рябчика, жизни.

— Остается одна треть, из которой снова две трети уходят на борьбу за существование.

— А жалкий остаток делится на горе и счастье.

— При чем всем известно: что две трети, из этого остатка принадлежат горю.

— Или ожиданию счастья, как высшего смысла.

— Вот во имя чего бьется сердце.

— Счастья нет — есть только счастливый момент ошибки.

— Истинное счастье — всегда впереди.

— Не воображайте, пожалуйста, что я сплю. Ничуть. Я все слышу и жду кофе.

— Браво, Наоми.

— Вставай, птичка, пора. Через два часа взойдет солнце. Надо его по-приятельски встретить.

— Встаю. Вот.

— Ты спала час — этого достаточно.

— Вы?

— По полчаса.

— Зато я видела два сна: сначала, будто надо мной носились сплошь вальдшнепы, и я удачно стреляла, а потом будто подходит ко мне Рэй-Шуа и сообщает тайну, что он написал здесь большой роман в форме дневника и думает продать его за сто тысяч долларов. И будто роман называется «Цунта».

— К чорту романьё.

— Превосходное название «Цунта».

— И дивная идея: механическая Цунта, чудесно поющая каждый час, вдруг превращается в настоящую, живую птицу и перестает петь о часах и днях, так как никто, никто не дорожит временем.