14 дней в поезде, который совершенно никуда не идет - [6]
Все они говорят на своем специфическом языке, половину слов в котором – увы мне, хронолингвисту – я не понимаю…
А все вокруг, похоже, прекрасно понимают.
Похоже, я живу не в той стране или не в том году.
Только что подошли двое из первой палаты (то есть которых тоже перевели из первой палаты) – татарин и тот, о котором я писал вчера:
– Привет.
– Привет.
Татарин:
– Чё, в таком виде-то пустят? (Он до сих пор в униформе первой палаты.)
Я:
– Конечно, богу один хрен.
Больше из первой палаты так никого и не выпустили, и они там становятся все злее.
Первой палате я помогаю как могу – тем, кто там лежал, не понять, насколько там все плохо.
Впрочем, есть такой Фарид, крепкий мужик лет пятидесяти, он лежал со мной в первой палате, когда никого из братанов еще не было.
Сейчас он тоже на втором этаже, он очень богатый, собственный коттедж, навалом продуктов, они лежат в холодильнике нашей палаты.
Я подходил к нему:
– Фарид, помоги братанам.
– Их же там кормят.
– Ты же сам там лежал, неужели не понимаешь…
– Лучше не напоминай.
Причем он всегда ходит в столовую и всегда забирает хлеб с собой.
Это такая сволочь, для описания которой нужно перо искуснее моего.
Дважды я покупал им сигареты, один раз сделал обход всех палат – типа помочь надо людям сигаретами. Некоторые давали.
Купил им новые карты – тем картам, что в палате, наверное, лет пятьдесят, и на них биллион бактерий, да и мастей почти не видно.
И даже передавал им продукты, когда Аля принесла мне передачу – плавленый сыр, печенье, жевательную резинку, конфеты, огурцы, и еще потихоньку отрезал от продуктов соседей, когда их не было в палате, по сто грамм сыра и колбасы.
Мои соседи – люди, что называется, любящие пожрать, и весь холодильник забит их продуктами.(день)
Вчера звонил участковый, просил прийти, я сказал, что лежу в наркологии, через какое-то время он позвонил опять и поинтересовался, где именно я лежу, даже номером палаты.
Я весь вечер ждал, что за мной приедут и увезут уже навсегда.
Может, приедут сегодня, для ожидания времени у меня предостаточно, живым им меня все равно не взять (я всегда любил такие красивые и бессмысленные фразы).
Как же меня все достало.
И во всем этот я виноват сам.
Итак, как я уже писал, соседи – люди тихие, лежат они здесь давно, скоро выйдут, и им уже абсолютно все равно, им хочется только поскорее выйти отсюда.
И если бы к ним подселили человека с двумя головами, то их бы это не особенно взволновало.
Они вяло поинтересовались, что я там пишу, и тут же забыли об этом.
Рассказали, что до меня на моей кровати лежал человек, который тоже все время что-то писал.
Он чертил какие-то формулы и диаграммы, пытаясь изобрести вечный двигатель.
Как они рассказали, иногда у него получалось, и он засыпал счастливым.
Но очнувшись утром, он опять находил какую-то очередную ошибку в своих расчетах, и снова весь день чертил формулы быстрой и нервной рукой.
Жаль, что я его не застал. Очень жаль.В туалете с Рудольфом почему-то зашла речь о религии.
Поговорили о православии и буддизме, правда, дед путает буддизм с индуизмом (но это не так важно, я и сам не понимаю, в чем там разница).
– А ты верующий? – спросил я его.
– Я атеист, – ответил он.
– Я тоже.
– Я же советский физик, как же я могу верить в Бога?
– А чё, разве среди физиков не бывает верующих?
– Да, были такие, – ответил Рудольф, помрачнев, – пидорасы, как у них все это только в голове совмещалось – религия и физика? Именно из-за таких моральных выродков мы и не построили коммунизм…Вернувшись сегодня с процедур, присел рядом с Олей, которая, как всегда, сидела на корточках, чуть поодаль от крыльца, рядом с цветами, и курила.
Я присел рядом:
– Как настроение?
– Да так, вот думаю лежать дальше или выписываться.
– А родители что?
– Да они вообще хотят месяца на два-три, боятся, что сорвусь снова.
– Чё, так и не ешь?
– Нет, да я всегда так, только кофе и шоколад – и всё.Ну вот, векторы хронологий, воспоминаний, реминисценций и лайва сошлись воедино, чего я подсознательно боялся.
Полпервого дня, я сижу за столом, дед спит, один читает газету, другого нет на месте – уехал домой на выходные.
Теперь нужно параллельно вести дневник и пытаться обдумывать продолжение романа.
Никаких идей по поводу продолжения романа у меня нет.
Пойду курить на улицу.
Приезжала жена, был долгий и тяжелый разговор с врачом, он – вполне резонно – считает, что все проблемы у меня в голове и меня должны лечить психиатры.
Беда в том, что я совершенно не верю в психиатрию.
Сейчас нужно переключиться на роман. Единственное, что я пока придумал, – это добавить линии Зигфрида и Анны, а также линию «Классификация любовь Д», которую нужно будет дописать.
Эта дата, последний срок сдачи романа – двадцать шестое сентября, день рождения Марины – висит надо мной как дамоклов меч.
Нужно писать примерно шесть страниц в день – это реально, если бы я знал, о чем писать.
После шестой главы передо мной стоит каменная стена.
Мне банально не хватает знаний о Берлине сорок первого года, что и как там было, что предпочитали в пивных, сколько стоил хлеб и так далее.
Я могу писать о безвоздушном пространстве страниц сорок, но писать об этом большой роман довольно проблематично.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.