Декабрь 1763 года
Суррей, по дороге в Родгар-Эбби
«Многие люди были бы рады поскучать», — часто говорила мать Джениве Смит, когда девочка жаловалась на скуку. Тогда, как и теперь, это звучало неубедительно. Два долгих дня, проведенных в медленно движущейся карете, какой бы роскошной она ни была, исчерпали терпение Дженивы до последней капли.
Ее спутницы не казались ей скучными: обе леди Трейс, дамы почтенного возраста, могли любому составить прекрасную компанию. Толстая леди Каллиопа Трейс отличалась суровой проницательностью, а худенькая леди Талия — очаровательной эксцентричностью. Втроем они могли бы играть в вист до бесконечности.
Однако поскольку одной исполнилось восемьдесят четыре, а другой семьдесят семь, они время от времени впадали в дрему, как это случилось и сейчас. Прислонившись к стенкам кареты, они подпирали их словно неудачно подобранные книжные подставки; при этом одна похрапывала, а другая присвистывала носом.
Книги уже не вызывали у Дженивы интереса, а заняться каким-нибудь рукоделием в раскачивающейся карете было невозможно. Она никогда бы не призналась в этом вслух, но карты ей тоже надоели. Хоть бы Господь послал ей какое-нибудь развлечение, пусть даже разбойника с большой дороги…
Карета остановилась, и Дженива с испугом посмотрела в окно. Не может быть, чтобы ее пожелание исполнилось так быстро!
Ее сердце забилось от волнения, когда она достала из дорожной сумки пистолет. Наконец-то что-то начало происходить! Проверив пистолет, Дженива взвела курок и только потом сообразила, что разбойники не нападают бесшумно. Разве они не кричат вначале: «Кошелек или жизнь»?
Кроме того, ни один разбойник, будучи в здравом уме, не станет останавливать кортеж из трех карет и четырех сопровождающих их вооруженных верховых, даже если его соблазнит позолоченное великолепие одного из экипажей: дамы Трейс с комфортом путешествовали в дорожной карете, принадлежавшей их внучатому племяннику маркизу Эшарту.
Когда она увидела его портрет, висевший в доме его тетушек в Танбридж-Уэллз, на котором был изображен бледный, напудренный, разряженный человек, об этом маркизе у Дженивы создалось весьма плохое впечатление, а его карета укрепила ее неприязнь. Ни одному истинному мужчине не требуются мягкие обивки, обтянутые шелком стенки и изысканно украшенные позолоченные подсвечники, не говоря уже о пышнотелых нимфах, нарисованных на потолке.
Карета все еще стояла, и Дженива, сидя спиной к лошадям, не видела, что происходит.
Вытянув шею, она выглянула из окна и увидела съехавшую в канаву карету. Попавшая в беду дама разговаривала с Хокни, главным из сопровождающих их всадников.
Облака сгущались, и резкий ветер начал раскачивать деревья. Снаружи царил ледяной холод, так что бедная дама, должно быть, совсем замерзла, а значит, им придется подвезти ее до ближайшей гостиницы.
Дженива взглянула на обеих леди Трейс, не зная, имеет ли она право принимать решения: они попросили ее отправиться с ними в это путешествие в качестве компаньонки. «Ведь вы пережили такие приключения!» — воскликнула тогда Талия. Но ее обязанности так и не были до конца определены.
Во всяком случае, Дженива понимала, что ее «служба» являлась не только необходимостью, но и актом благотворительности. Дамам было известно, что она чувствовала себя неуютно в доме своей мачехи отчасти поэтому они и предложили ей эту поездку. Она должна отплатить им вниманием и заботой, но как ей следовало сейчас поступить?
У нее заболела шея, и Дженива выпрямилась. Возможно, Хокни тоже не знает, имеет ли он право решать. Она пожала плечами и, взяв накидку, лежавшую рядом на сиденье, открыла дверцу и вылезла наружу. От морозного воздуха у нее перехватило дыхание. Дженива поспешила закрыть дверцу, чтобы не выпустить тепло, затем завернулась в накидку, набросила на голову капюшон и завязала его.
Теплая синяя накидка, подбитая кроличьим мехом, была подарком леди Трейс и самой роскошной из всех, которые когда-либо имелись у Дженивы. Она пожалела, что забыла захватить муфту из того же меха.
Спрятав руки под накидку, Дженива торопливо направилась к чужой карете, чувствуя, как холод сквозь тонкие подошвы кусает ее ноги.
Женщина повернулась, и из-под дорогого темного меха перед Дженивой предстало хорошенькое, но с резкими чертами лицо.
Незнакомка подозрительным взглядом с головы до ног смерила Джениву:
— Кто вы?
Вот так так! Неудивительно, что Хокни был в нерешительности. Есть пословица, что дареному коню в зубы не смотрят. Конечно, женщина в соболях разбирается в мехах.
— Это мисс Смит, мэм, — недовольным тоном пояснил незнакомке Хокни. Кожа на его длинном лице сморщилась, от холода, а на кончике носа образовывалась сосулька. — Компаньонка леди Талии и леди Каллиопы Трейс. Мисс Смит, это миссис Дэш с ее каретой произошла беда.
— Трейс! — воскликнула миссис Дэш, мгновенно меняясь. — Как добры эти леди, что остановились! Я просто потрясена такой честью.
Ловушка. Льстивая лиса, чего и следовало ожидать от этой встречи.
— О, вы бы не могли…
Как она сможет сказать ей «нет»?
— …взять моего ребенка в теплое место?
