Перед вами двухтомник фантастической прозы «Выдумки чистой воды» — издание, появление которого несколько загадочно. Нет, не для читателей. Для всех без исключения авторов сборника.
Чтобы пояснить смысл этой загадочности, попытаемся задаться таким вопросом: почему фантастическая литература для подавляющего большинства писателей-реалистов — понятие третьестепенное?
«Иначе и быть не может! — подымает здесь бровь суровый критик. — Настоящая литература — отражение многовекового народного быта и бытия. Тогда как фантастика порождена дьявольскими ритмами новейшего времени, образы ее легковесны, рассчитаны на непритязательный вкус толпы, отсюда и популярность, вплоть до бешеного спроса на черном рынке.
Да, приключения летучих галактических банд или злоключения несчастных роботов щекочут нервы обывателям. Однако уважающий себя прозаик не станет плодить подобное чтиво. Единственное исключение, пожалуй, это Алексей Толстой с его „Аэлитой“ и „Гиперболоидом инженера Гарина“. Вот уникальный пример слияния фантастической фабулы и тщательно прописанных реалистических образов!»
Суровость критика понять можно. Несколько последних десятилетий его собратья по жанру дружно «выводили» всю русскую фантастику из Уэллса и Жюля Верна, неизменно указуя на ее «слабость», «вторичность». Лишь сравнительно недавно плотину забвения вдруг прорвало: вышли один за другим несколько сборников дореволюционной нашей фантастики — и сразу переворот в общественном сознании! Оказывается, к этой отрасли словесности причастны и Пушкин, и Гоголь, и Тургенев, и Достоевский, и Лесков, и Владимир Одоевский… В одном только XIX столетии — десятки и сотни авторов — от классиков до ныне забытых беллетристов — отдали дань фантастике. Вряд ли они подозревали, что наследуют традиции, которой не менее… тысячи лет.
Да, начиная с Нестора-летописца, в любом веке значатся произведения сугубо фантастического свойства, будь то «Хождение Богородицы по Мукам» (XIII в.), «Повесть о путешествии Иоанна Новгородского на бесе в Иерусалим» (XIV в.) или «Повесть о бесноватой жене Соломонии» (XVII в.). Недаром же издательство «Советская Россия» уже объявило о выпуске двадцатитомника «Русская фантастика XI–XX столетий». Так что пропасть, отделяющая нас от древности, со временем, даст Бог, исчезнет.
Еще одна пропасть зияет и в нашем столетии. Начиная с середины 20-х годов, фантастическое, иррациональное начало вытравливалось, выкашивалось, каленым железом выжигалось из литературы — и это на жизнь целого поколения. За чтение запрещенных сочинений Циолковского, Блаватской, Крыжановской, Булгакова, Николая Федорова, Замятина, Чаянова ссылали в концлагеря. К печати допускались лишь суррогаты в виде «фантастики ближнего прицела» или «антиимпериалистические памфлеты». Они-то, эти унылые поделки, и наложили на всю фантастику печать легковесности, жалкого чтива. Печать, не смытую и доселе.
Первым, кто попытался вернуть фантастике ее тысячелетнее достоинство, стал Иван Антонович Ефремов — палеонтолог, философ, энциклопедист, один из великих учителей «школы русского космизма». Это он, борясь против воспевания зла, бездушия, уродства, провозгласил на все последующие времена: «Красота — это своеобразный мост в будущее, по которому художник-фантаст должен совершать свои странствия в грядущие времена. Его призвание — по крупинке, по зернышку собирать все то прекрасное, что рассеяно ныне по лику нашей планеты… Изображение будущего — это колоссальный труд собирания Красоты».
Автор «Туманности Андромеды», «Лезвия Бритвы», «Таис Афинской» безуспешно пытался «пробить в инстанциях» разрешение на издание журнала фантастики (и по сей день нет ни единого на всю трехсотмиллионную державу!). Всемирно признанный прозаик, чьими ранними рассказами восхищался тот же Алексей Толстой, тщетно подвигал литературных наших воевод открыть семинар фантастов в Литературном институте, дать место отверженным на Всесоюзных совещаниях молодых писателей: пусть-де отверженные получат возможность стать вровень со сверстниками-реалистами.
Увы, увы, увы. Ничего такого при жизни Ефремова не сбылось: народ еще в древности незапамятной высказался, каково на Руси одинокому в поле воину… Но крепко, видать, поднасолил Ефремов власть предержащим, если сразу после его смерти в квартире Мастера учинился обыск (12 молодцев трудились 18 часов!); приказали печатно забыть, что он основал науку тафономию, а роман-антиутопию «Час Быка» запретили аж на 18 лет. Хотели, так сказать, преподать урок последователям великого мыслителя: призадумайтесь, мол, юноши, вознамерившиеся странствовать в грядущее в поисках Красоты!
И все же Иван Ефремов победил. Он основал целое направление, девиз которого: «Фантастика — прежде всего литература…» Вот почему ефремовские ученики — Сергей Павлов, Владимир Щербаков, Василий Головачев, Олег Корабельников — вступали в Союз писателей как прозаики.
«Школа Ефремова» складывалась четверть века. И вот наконец оформилась организационно. 18 мая 1988 года появилось Всесоюзное творческое объединение молодых писателей-фантастов при ИПО ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» — свыше 150 авторов из трех десятков городов. Через год после основания «Школа» уже опубликовала десять книг — и это не клянча ни грамма бумаги у Союза писателей, а в наборе находилось еще около двадцати сборников.