Между живописными рядами сосен, дубов, американского кедра и серебристого тополя вилась узкая, твердо утоптанная тропинка. С правой стороны, чуть поодаль, между стволами деревьев, промелькнул рыжий олень, замер на мгновение, навострив уши, затем стремглав бросился в глубь леса и скрылся в сплошь заросшем кустарником овраге.
Однако никто из группы наблюдателей, расположившихся на опушке с биноклями в руках, не обратил внимания на это неожиданное появление и внезапное исчезновение. Все взгляды были прикованы к старому дубу с дуплом, стоявшему особняком на краю поляны, словно лесной страж. Где-то там, в ветвях векового дуба, устроила себе гнездо редкая для здешних мест птица сизоворонка, которая, словно почувствовав, что за ней наблюдают, никак не желала вылетать, дабы не выдать непрошеным пришельцам своего убежища.
Хани Бартон, стройная молодая женщина со светло-русыми, медового оттенка, волосами, стянутыми в хвост на затылке, и теплыми ореховыми глазами, одетая в джинсы и драповую куртку, держала наготове фотоаппарат, а один из мужчин — видеокамеру.
— Кажется, я вижу ее, — прошептала Келли Стилл, самая молодая из группы орнитологов. — Она вот-вот вспорхнет.
Все замерли в напряженном ожидании. Хани положила указательный палец на кнопочку, готовая в любую секунду сделать снимок, когда вдруг где-то совсем близко раздался оглушительный выстрел, гулко прогремевший в свежем мартовском воздухе. Стайка перепуганных соек вспорхнула над лесом.
Хани в испуге замерла, затем медленно повернулась к спутникам, чьи лица были ошеломленными и бледными. Келли выглядела на грани обморока.
Второй выстрел поднял в небо еще несколько стаек птиц, вслед за ним прогремел и третий. Хани вскочила и помчалась вначале по тропинке, затем свернула в сторону, откуда прозвучали выстрелы, утопая ногами в мягкой подстилке из прошлогодних листьев. Несколько веток больно хлестнули ее по лицу, но она не обращала внимания и что было сил неслась к изгороди, служившей разделительной границей между заповедником и землями скотоводческого ранчо, на котором выращивали лошадей.
Стремительно выскочив из-за деревьев, она резко остановилась, увидев незнакомца, который стоял по другую сторону ограды. Мужчина был одет в сильно потертые джинсы, заправленные в ковбойские сапоги, и короткую парку, сейчас расстегнутую. Серый стетсон был сдвинут на затылок. Чуть поодаль, в нескольких метрах, паслась пегая лошадь.
Незнакомец вновь поднял ружье, высматривая что-то высоко в небе, прицелился и сделал еще два выстрела, один за другим.
— Что вы делаете? Прекратите немедленно! — закричала Хани, подбегая к забору.
Мужчина медленно опустил ружье и воззрился на нее холодными, как декабрьское небо, серыми глазами. Наткнувшись на этот ледяной взгляд, словно на невидимую преграду, Хани даже слегка попятилась, но тут же взяла себя в руки. Еще чего не хватало. Она не позволит запугать себя какому-то выскочке, даже если у него в руках ружье!
Не отводя взгляда, она упрямо вздернула подбородок и принялась рассматривать незнакомца. Выбивающиеся из-под сдвинутой на затылок шляпы волосы были очень темными, почти черными, и волнистыми. Лицо его можно было бы назвать красивым, если бы черты не были такими резкими. Он был высоким, стройным и, судя по узким бедрам, крепким длинным и мускулистым.
В свою очередь холодные серые глаза с высокомерным видом, словно свысока, неторопливо изучали и оценивали ее, не пропуская ничего, начиная от макушки и до самых стоп, обутых в старые кожаные полуботинки на плоской подошве — некрасивые, зато очень удобные для таких вот вылазок в лес.
Взгляд был настолько по-мужски оценивающим, что на мгновение Хани даже позабыла и про свой гнев, и зачем она здесь. Этот мужской взгляд внезапно пробудил в ней чувственность, и она поймала себя на желании выглядеть привлекательнее. Какой-то загадочный порыв понравиться этому мужчине вдруг охватил ее, и она смутилась. Отведя глаза, Хани словно очнулась от короткого забытья, и вся злость и негодование вновь вернулись к ней.
— Это территория заповедника, мистер. Здесь запрещено стрелять, — строго проговорила она.
— А я стреляю не на территории заповедника, а на своей собственной земле, милочка, — последовал нахальный ответ. — Это мое ранчо, а одна из ваших чертовых птиц мне здорово досаждает. И учтите — именно на моей территории.
— Вы с ума сошли! — возмутилась Хани. — Что может сделать вам птица?
— Ха! Вы даже не представляете, что этот ваш проклятый сокол…
— Сократ?! — ахнула Хани.
Мужчина хмыкнул.
— На мой взгляд, слишком громкое имя для этого куска мяса в перьях, да не в этом дело. Он у вас ручной?
— Немного.
— Ну так вот, эта мерзкая птица будет мертвой, если еще хоть раз появится на моей территории.
— Вы не убьете его!
— Черт меня побери, еще как убью, можете не сомневаться!
Его твердый, заросший темной щетиной подбородок упрямо выпятился, и Хани поняла, что этот заносчивый, вспыльчивый сосед может принести ей немало неприятностей. Конец ее спокойной, мирной жизни.
— Должна сказать вам, мистер, что стрелять в птиц — это подлость! — гневно заявила она. Возмущение бурлило в ней как вулкан.
