Его разбудил яркий сноп света, ударивший в окно. Он открыл глаза. От окна до противоположной стены, где висел календарь с надорванным листком, тепло и мягко скользили в полумраке отблески вспыхнувшего зарева. Вот они неровно осветили френч на спинке стула, потом скользнули по календарю. Горан увидел, как свет выхватил из мрака «16 апреля», напоминая ему о времени, в котором он жил.
Ему двадцать пять лет; четверть века своей жизни на земле он встречает в мире, охваченном тревогой. Идет война — она несет разрушение и смерть. Кому нужна эта война?.. Ему, молодому, полному сил? Его старой матери? Крестьянам, которые работают на земле, ухаживают за ней, как за малым ребенком?
Война идет страшная — не на жизнь, а на смерть. Кому-то она нужна. Но его, Горана, место не с теми, кто ее затеял. Что принесет ему тысяча девятьсот сорок четвертый год, ему и его родине?
Его взгляд остановился на погонах френча, висящего на спинке стула, и Горан насмешливо улыбнулся. «Кандидат в офицеры, погоны ждут звездочек… Как все нелепо, — подумал Горан. — И этот френч, и эти погоны, и место вокруг, и господа офицеры, говорящие о долге, о верности царю и родине, о великой объединенной Болгарии, о «новом порядке» в Европе!»
Для Горана «новый порядок» в Европе не был отвлеченным понятием, он знал, что за ним скрываются реки крови, смерть и разрушения. Разумеется, он понимал, что и среди офицеров есть много его единомышленников. Он интуитивно угадывал настроение авиатехников и солдат своего полка, но в то же время знал: фашисты расставляют ловушки, у них всюду уши и глаза.
«Вот Тончев, — продолжал раздумывать Горан. — Отличный техник. Хорошо знает свое дело. Как будто бы честный человек, понимает, что происходит кругом. Но попробуй вызвать его на откровенность. Он прикидывается наивным или вовсе молчит. А фельдфебель Владимиров? Они давно летают в паре, часто бывают вместе. С подчиненными Владимиров ведет себя запанибрата, пользуется репутацией демократа. Перед офицерами заискивает, подхалимничает, а при случае говорит о них такое… Он находчив, остроумен. У него пытливый, хитроватый взгляд». Горан до сих пор не мог решить, что это за человек. Он чувствовал, что Владимиров увертлив и способен на подлость, и держал его на расстоянии. Горан чувствовал себя здесь одиноким и держался настороженно.
Сбросив простыню, Горан вскочил на пол, широко распахнул окно. День обещал быть хорошим. Утренняя гимнастика на какое-то время отвлекла его от раздумий. По дороге в столовую он снова вернулся к своим мыслям.
На деревьях набухли почки. Они бесшумно лопались, из них пробивались клейкие зеленые клювики. Зеленела трава. Поздняя весна неожиданно громко заявила о себе в это утро.
Полку, в распоряжении которого находился Горан, было поручено оборонять Софию от англо-американской авиации. Каждую минуту ожидали сигнала тревоги, по которому Горан должен был вести свой «Мессершмитт-109» против «Лайтнингов» и «мустангов». «Рыбацкая лодка против корабля! Это бессмысленно», — подумал Горан.
Но не это тревожило его сейчас. Надо было решить — воевать против американцев или нет. Приказ командования ему говорил — да. Разум — подумай. Воевать с союзниками Красной Армии, громившей фашизм? В то же время он понимал: они сбрасывают бомбы на беззащитный город, где нет военных объектов, где в первую очередь гибнут дети, женщины и старики. Кому они мстят?
Хладнокровие, с которым они это делали, потрясало Горана. Защитить обреченный город подсказывало Горану сердце.
Он быстро позавтракал и отправился к своему самолету. На мостике, переброшенном через небольшую речушку, его догнали летчики.
— Боевая тревога! Американские самолеты, Горан! — крикнул кто-то, обгоняя его.
«Что ведет этих людей в бой? — подумал Горан. — Остановить их, пока не поздно. Но как можно остановить тех, кто идет защищать беззащитных?!» И он, охваченный настроением предстоящего боя, поспешил к своему самолету. Вот он уже на высоте пять тысяч метров. Под крылом самолета дымится окутанная туманами гора Мургаш.
Большая группа бомбардировщиков Б-29 в сопровождении «Лайтнингов» приближалась к Софии. Они должны были вот-вот появиться. С земли передали: вражеские самолеты уже над городом Перником. И вот Горан увидел стройные ряды зловещей армады. Сердце у него заныло. «Бессмысленно…» — подумал он. Перед ними была сила огромная и неумолимо жестокая. Вот американские истребители кинулись как хищники на самолеты, ведомые болгарскими летчиками. Небо рассекли всплески огня. Горан едва успел пригнуться к сиденью и нажать на гашетку. Вспышки разрывов возникали совсем рядом, казалось, самолет был охвачен пламенем, но каким-то чудом его машина оставалась невредимой. С флангов взметнулось пламя, оставляя черные шлейфы дыма. Самолеты Симеонова и Николова, подбитые одновременно, падали на землю.
Он увидел Софию, ее дома, парки. Нажал на гашетку, но американский истребитель ловко ушел из-под обстрела. Для «Лайтнингов» его самолет был слишком легкой добычей, и они кружились над ним, будто играя в кошки-мышки. Резко уйдя в сторону, Горан пропустил их вперед и дал очередь, не рассчитывая в этой обстановке на удачу. Он не сразу заметил, как один из «Лайтнингов» оказался его мишенью. Охваченный пламенем, американский самолет падал на землю.