У каждого — свое алиби

Джеордже Тимку

У каждого — свое алиби

Перевод с румынского Н. Пролыгина

George Timcu. Fără suspecţi. Din anchetele lui Alec Armașu. Junimea, Iași, 1972.

С легкостью и сноровкой профессионального буфетчика Алек открыл бутылку коньяка и, почти жонглируя ею, наполнил две рюмки.

Майор Дину наблюдал за ним, улыбаясь.

— Вам, Алек, нашлось бы место в наиизысканнейшем бухарестском баре. Бутылкой орудуете, словно она привязана к вашей руке. Честное слово, если вам поднадоест ремонтировать часы, думаю, вы могли бы стать буфетчиком.

— Это была бы моя шестнадцатая по счету профессия. Идея недурна. Подумаю.

«Этот Армашу, — подумал майор, — способен в один прекрасный день со скуки или бог знает с чего заделаться и буфетчиком. Особенно сейчас, когда волей-неволей ушел на пенсию. Бросил же он года два-три назад свою точную механику, занявшись одним ремонтом часов. И делал это так, словно раскрыл наконец свое настоящее призвание. Не впервые ему браться за что-то, совершенно отличное от прежней профессии. Правда, память о ней, будто первая любовь, частенько дает о себе знать. Не без печали тогда он вспоминает о временах, когда был одним из лучших детективов. Им восторгались даже его враги. Но вдруг — болезнь… Пенсия раньше, чем ему полагалось по возрасту… А ведь хочется, поди, вернуться к своему прежнему занятию».

Майор молча отпил из рюмки.

— Что вы за человек, Армашу?

— Мы же много лет знаем друг друга. Еще не поняли?

— Вы правы. Иногда я считаю, что мне известно о вас все. Но бывают мгновения, когда одним жестом вы разрушаете всю мою уверенность. Тогда вы кажетесь мне совершенно другим. Вы — икс, о коем я абсолютно ничего не знаю. И должен открыть вам тайну; в такие минуты вы держите меня в страхе. Меня, человека, столько раз презиравшего смерть.

С рюмкой коньяка в руке Алек лениво потянулся на широком низком диване, где его сухонькая фигура словно терялась. Устроившись поудобней, он ответил:

— Удивительно. Это с моим-то ростом…

— Оставьте шутки! Вы же знаете, о чем я говорю…

— Отнюдь.

— Помните, когда мы оба чуть не погибли? Положение казалось безнадежным. Будто сейчас вижу вас перед собой: мышцы лица предельно напряжены, а ваш взгляд…

— Взгляд убийцы, не так ли?

— Нет, мне не подыскать нужного выражения, а это слово…

— Долой эвфемизмы! Но не забывайте об одном: наша жизнь висела на волоске. А человек, который нас сторожил, если его можно назвать человеком, держал на своем счету, как выяснилось, порядочное количество хладнокровно совершенных преступлений.

— Знаю. Я не забыл. Но ваш взгляд и ваши руки, когда вы… Складным ножом…

— Ну и ладно! Пейте-ка лучше.

Некоторое время они молча курили.

— Скажу я вам кое-что, чего вы не знаете, — прервал молчание Армашу. — Я большой трус. Не переношу, например, темноту. И чтобы полностью вас разочаровать, знайте, я даже не охотился ни разу. А ведь мой отец был лесник, заядлый охотник. А я цепенел с ружьем в руках.

Майор испытующе посмотрел на него.

— Алек, вы любите людей?

— Я на такие вопросы не отвечаю! Что это за высокопарность: «Я люблю людей», — сказал Армашу. — А вы принимаете меня за мизантропа?

— Иногда да. По меньшей мере вы кажетесь им.

— Людей надо любить в меру…

— Хотите быть циником?

— Нет, пунктуальным.

— Алек, каждый из нас хорошо понимает другого. Но всегда что-то удерживает… считать себя вашим другом. Даже не знаю, были ли у вас друзья. Когда я прихожу, вы за работой: читаете или пишете в библиотеке, спрятавшейся там, в глубине мастерской. Иногда вы даже не открываете дверь на мой звонок, и мне приходится уходить, хотя я знаю, что вы дома.

Алек молча рассматривал стакан.

— Порой я думаю, вы что-то скрываете. Словно незаживающую рану. Что-то такое, о чем никто не должен догадываться. Потому что вам больно, и вы не хотели б, чтобы другие знали о ваших страданиях. Будто это бы вас оскорбило.

Алек резко повернулся лицом к майору.

— Довольно!

Оба замолчали, будто устыдившись друг друга.

— Как у вас со здоровьем? — спросил майор.

— Как у любого пенсионера. Когда вам нечем заняться, вы становитесь постоянным клиентом врачей.

— Одно во всем этом хорошо: что вы лечитесь. Возраст-то позволяет вам в любое время вернуться к старому ремеслу. Лишь бы чувствовали вы себя неплохо…

— А чувствую я себя гораздо лучше, чем год назад, к примеру.

— Очень рад, — сказал майор.

— А как ваши дела? Есть что-нибудь новое? — полюбопытствовал Алек.

Майор взглянул на него исподтишка.

— Соскучились?

Алек ответил не сразу.

— Хорошее дело мне бы не повредило… Трудное, увлекательное, интересное.

Майор испытующе посмотрел на него и сказал:

— У меня кое-что есть для вас. Факты простые. Неделю назад преподавателя рисования Андрея Флореску нашли мертвым в его однокомнатной квартире. Приходящая уборщица утром обнаружила труп. Врезной замок системы «Ялле» оказался поврежденным. Флореску задушен около часа ночи широким ремнем, полотенцем или чем-то в этом роде. Чем, пока неизвестно. Я опросил всех жильцов дома и знакомых убитого. Ночью никто ничего не видел и не слышал. Флореску видели последний раз около девяти часов вечера, когда он пришел домой. Вот и все. Кроме поврежденного замка, нет ни одного заслуживающего внимания следа. Абсолютно ни одного. Я не нашел какого-либо постороннего отпечатка или хотя бы неотчетливого признака…