Елена Шерман
Тысяча рублей
История из интеллигентской жизни
Время действия: середина 1980-х гг.
Действующие лица:
- кредитор, Иван Сергеевич, доцент;
- должник, Михаил Андреевич, профессор;
- Татьяна Петровна, жена Ивана Сергеевича
- Любовь Георгиевна, жена Михаила Андреевича.
Иван Сергеевич
Возможно, я не прав, а права Таня, но чем больше я думал обо всем этом, тем сильнее мое убеждение, что в этом деле виноватых нет. Я не мог не занять деньги лучшему другу, он был вполне прав в своем нежелании никому (в том числе своей благоверной) говорить о крупном займе у подчиненного, а Люба, несчастная женщина, всегда была чуть жадновата и... Впрочем, наверно, надо все-таки изложить обстоятельства дела в хронологическом порядке.
С Мишей я познакомился в тот ветреный и солнечный июньский день, когда пришел сдавать документы в приемную комиссию. Я как сейчас вижу себя, длинного и тощего после армии, орду галдящих девчонок возле обитых дерматином дверей, и чубатого, курносого и веселолицего шатена в клетчатой рубашке, подошедшего ко мне с вопросом... смешно вспоминать, но ладно уж, из песни слова не выкинешь: "Позвольте спросить, как мужчина мужчину: где здесь туалет? Кругом один прекрасный пол, так что и спросить не у кого, а надо". "Я не знаю, - честно ответил я. - Но не прочь узнать. Давайте поищем вместе". Долго искать не пришлось, но этот ничтожный эпизод стал началом нашей дружбы, которая при других обстоятельствах могла и не случиться: ведь он поступил тогда, а я нет, срезался на немецком языке и стал студентом только через год. Тридцать лет - тридцать лет! - Миша был моим самым лучшим, самым близким другом. Тс-с, Тани тут нет, так что могу сказать откровенно: он был самым близким мне человеком. Были вещи, которых я не мог сказать жене, хотя мы ладим друг с другом и тоже не первый год вместе. Мише я мог сказать все, и не только сказать. Сколько раз он выручал меня, скольким я ему обязан! Когда в ВАКе застопорилась моя диссертация и пополз слух, что кандидатского диплома мне не видать, кто меня спас? А когда меня хотели уволить из-за этого проклятого письма, а когда Хавронин написал на меня жалобу, а когда... Э, что там говорить...
Миша был необыкновенным, удивительным человеком - опять это проклятое "был"... И это не только мое субъективное мнение. Его все любили - и как человека, и как руководителя. У него было редкостное умение лавировать по жизни, обходя все Сциллы и Харибды, не унижаясь при этом до конформизма. Он умел требовать, но не давить, не только говорить, но и слушать, и уникально качество - он умел прощать. Не меня - меня-то ему прощать было не за что! - но людей, действительно доставивших ему крупные неприятности. Как он обошелся с этой ничтожной Ляпуновой, когда она, фальшиво и громко плача, пришла к нему в кабинет просить прощения!
Я могу бесконечно долго говорить о Мише, но не стану. Тяжело. Прошло уже больше года, а все равно воспоминания причиняют мне боль. Вот и сейчас уже начинает давить сердце, надо принять валокордин. И что такое эти жалкие деньги, будь они неладны, по сравнению с такой утратой? У меня больше никогда не будет такого друга. Это самое страшное - и самое главное. И я так и сказал Тане: еще тявкнешь хоть слово об этой злосчастной тысяче рублей разведусь. Конечно, я только грозил, но она, похоже, поверила и замолчала.
Миша умер у себя в кабинете, прямо за столом, в пятницу, 13-го апреля. Он провел заседание кафедры, преподаватели разошлись (и я в том числе!), остались два его аспиранта и лаборантка Оля. Все произошло мгновенно. Он сказал аспирантам сесть за стол напротив себя, распустил узел галстука, помотал головой, начал что-то им говорить, встал, позвал лаборантку словами "Оля, откройте все окна! Здесь совершенно нечем дышать!" и вдруг упал плашмя на стол. Аспиранты, дурачок и дурочка двадцати с небольшим лет, растерялись, лаборантка оказалась не умней, пока они его приподняли, пока перенесли на диван, пока советовались, что делать - шло бесценное время! Случайно в кабинет заглянул Горецкий с кафедры теории литературы, они кинулись к нему, он немедленно вызвал "скорую", "скорая" ехала 20 минут, короче, в больницу привезли труп. Вскрытие показало - инсульт. Шанс - 1 из 10 - спасти Мишу был в первые полчаса, но пока "скорую" вызвали, пока она доехала...
Он очень много работал, не щадил себя, почти не отдыхал. И никто не догадался помочь, облегчить где можно, подставить плечо - даже я.
Последняя Мишина книга - "Полет Буревестника" - о юности Горького, с гонорара за которую он должен был мне отдать эти проклятые деньги, вышла в свет через неделю после похорон. У меня есть она - как все Мишины книги. Но титульная страница девственно-чиста, и никто уже никогда на ней ничего не напишет широким, размашистым, веселым почерком, со строчками, всегда загибающимися вверх.
Татьяна Петровна
Когда Ваня пришел ко мне с известием, что Миша просит занять ему тысячу рублей на покупку машины, я была категорически против. Во-первых, эти деньги нужны были нам самим. На даче крыша протекает, у Насти в этом году выпускной, мама болеет, словом, своих расходов хватает. Во-вторых, уж если занимать, то бедному у богатого, а не наоборот. Миша зарабатывал вдвое больше моего дурачка, а занимать прибежал к нему. И в-третьих, как занимать: без расписки, втайне, под честное слово... Ванька мой тогда разорался: "Как ты можешь, ты мещанка, он мой лучший друг!" Да, я ограниченная мещанка, а он - утонченный интеллигент, а права-то в итоге оказалась я: ни денег, ни друга.
