Эстонский детский писатель Хольгер Пукк родился в 1920 году. Печататься начал в пятидесятые годы. И с самых первых творческих шагов пристально наблюдает за жизнью школьников, вникает в их проблемы, пытается угадать и учесть потребности подрастающего поколения, как старший умный товарищ, пытается помочь им пройти по жизни.
Герои большинства его произведений — дети. Ведь пример сверстников заразителен, он заставляет задуматься над жизнью, и его герои активно занимаются спортом и пионерской работой, путешествуют, помогают старшим, обладают способностью противостоять злу. Все это они делают с такой страстностью, с такой внутренней убежденностью, что сразу же захватывают читателя, зовут к действию.
X. Пукк в своих произведениях всегда наблюдатель действия, которое тщательно и точно описывает, часто как бы и сам находясь в гуще событий.
X. Пукк автор большого числа книг, но совершенно особое место и в творчестве писателя и в эстонской детской литературе занимает вышедшая в 1966 году его повесть «Зеленые маски». До него никто, может быть, еще не ставил так проблемы защиты природы, защиты растений и животных, и дети со всей присущей им энергией и страстностью откликнулись на призыв писателя.
X. Пукк много пишет и на историко-революционную тему, о борьбе патриотов против буржуазии; о декабрьском восстании 1924 года написана им в 1970 году повесть «Ночная битва».
Об истории молодежного движения в Эстонии повествует книга «Что вы знаете об Оскаре?», вышедшая в 1974 году.
Пишет X. Пукк и для дошкольников.
Всем этим, видно, и объясняется то, что среди эстонской детворы его называют в числе самых любимых и читаемых писателей.
В этой книге, издаваемой к шестидесятилетию писателя, представлены разные рассказы X. Пукка — о вчерашнем и о сегодняшнем дне жизни детей его родины, рассказы, характеризующие все многообразие занимающих писателя тем и задач.
Хочется верить, что всесоюзный детский читатель испытает радость от новой встречи с творчеством Хольгера Пукка.
Андрес Яааксоо
— Почему вы пошли с ними?..
Я знал, что мне зададут такой вопрос. Знал уже за несколько недель. И знал, что я должен буду ответить. Даже точные фразы слово в слово держал в памяти. Мама так часто повторяла их мне, что оставалось просто как актеру произнести текст своей роли. И возможные вопросы другого действующего лица были дома тщательно заучены. Сцена эта должна была бы выглядеть так:
— Почему вы пошли с ними?
— Они меня заставили.
— Как они это сделали?
— Грозились избить.
— И вы испугались?
— Испугался! Их было трое. И все они были сильнее меня.
— А почему вы никому не сообщили об их намерении?
— Тогда бы они пришибли меня.
По этому сценарию судья, прокурор, оба заседателя и мой защитник должны были мысленно покачать головой и сказать про себя:
«Да, именно так все и было. Обстоятельства смягчают вину этого парня. Его принудили под угрозой насилия».
Но сейчас, в зале суда, во мне родилось неожиданное сопротивление. Текст свой я помнил великолепно. Первый, самый важный ответ, прямо-таки вертелся на языке. И все же я не мог его произнести.
Я уставился на потрескавшийся линолеум судебного зала. Но я чувствовал всем существом, как люди в ожидании смотрят на меня: трое судей на высоком подиуме, другие судопроизводители за своими столами, несколько десятков зрителей, пришедших послушать… И конечно, тут Большая Куртка, Маленькая Куртка и Раб. Они сидят справа от меня за решетчатым ограждением, возле которого стоят охранники в мундирах.
На девичьем мягком лице Большой Куртки привычная усмешка. Своеобразная усмешка — и самоуверенная и ироническая, словно маска, которая навсегда приклеилась к его лицу. С ней он бродит по улицам, вступает в драки, с бульканьем потягивает из горлышка бутылки вино, играет в карты, покрикивает на мать. Усмешка эта препротивная, но в то же время и по-своему завораживающая, понуждающая подчиняться.
Сейчас Большая Куртка, конечно, разглядывает меня и уже заранее знает, что ответит этот Скрипун. Скрипун, который свободно сидит в зале суда и возле которого восседает его дородная мамаша.
Я стою как столб, пялюсь в трещины пола и никак не могу выдавить из себя: «Они меня заставили». Не могу, и все. Хотя это был бы, вероятно, именно тот ответ, коего все ждали. Потому, что вряд ли кто-нибудь взял бы под сомнение, что меня, до того осеннего вечера чистого, ничем незапятнанного парня, только страх связывал с компанией, давно уже значившейся на учете в детской комнате милиции, хотя Большая Куртка явно уверен, что я так отвечу, и хотя в этот ответ, наверное, поверили бы и судьи. И для моего будущего этот ответ, надо думать, был бы во всех отношениях дельным и разумным. Троицу ведь все равно посадят, им уже ничто не поможет. Я же оказался бы почти что чистым. Ничтожный, запуганный скрипач-пиликалка, зато чистый, чуть ли не жертва!
Но я не могу так ответить. Я не в состоянии тут, на виду у всех, разыгрывать невинную жертву. Потому что меня не принуждали. Все было куда сложнее.
— Почему вы пошли с ними? — вновь раздается на весь зал судейский вопрос. Он по-прежнему строг, но спокоен. В нем нет ни нетерпения, ни угрозы. Нет вообще никаких посторонних обертонов. Деловой, вполне уместный для этого зала вопрос, который требует такого же делового и неторопливого ответа.