Я есмь истинная виноградная Лоза, а Отец Мой — Виноградарь, Всякую у Меня ветвь, не приносящую плода, Он отсекает, и всякую, приносящую плод, очищает, чтобы более принесла плода
Евангелие от Иоанна
Забайкалье, Читинская область,
деревня Верхние Каменки.
Два года до описываемых событий.
Дожди в этом году зарядили с августа, аккурат с Преображения. Но в первую послепраздничную неделю они лишь моросили, превратив остаток лета в тоскливые, подернутые водяной пылью будни. А вот с началом сентября перешли в полноценные ливни и сварили из единственной дороги, связывающей деревню с миром, неприличную грязную кашу. Впрочем, распутица не была здесь в диковину, а аборигены, автопарк которых составляли разномастные джипы и небольшие грузовики, даже радовались этому времени, в течение которого замкнутый мирок Верхних Каменок гарантированно не подвергался нашествию чужаков.
Чужих здесь не привечали.
— Губернатор хочет на второй срок избраться, всю область заасфальтировал, какого черта вы сопротивляетесь? — Полицейский, толстый, с большим мягким носом и большими губами капитан, расстроенно осмотрел свой покрытый грязью бело-голубой джип. Точнее, полицейский помнил, что джип должен быть бело-голубым. — За переправой чуть ось не потерял!
— Это вы, Степан Васильевич, как брод прошли, правее, должно быть, взяли? — осведомился его собеседник, кряжистый, плечистый мужик, с аккуратно расчесанными на пробор волосами. — Так там в этом году, наоборот, левее надо выезжать, справа яма образовалась.
— Яма! Григорий, какая яма? — Полицейский коротко ругнулся. — Яма, брод, яма, болото… Сидите здесь, бирюки бирюками.
— Привыкли. — Мужик усмехнулся.
На фоне помятого и злого полицейского он выглядел необычайно благообразно. Чистый костюм, чистая рубашка, брюки заправлены в начищенные до блеска сапоги, старательно подстриженная бородка. Григорий был ниже капитана, но шире в плечах и буквально дышал могучей силой, настоящим, мощным простором сибирской тайги… вот только левый рукав его пиджака был зашит, напоминая о давней и крайне неудачной встрече с шатуном.
— Яма! Привыкли! — Капитан вздохнул. — Зачем вызывал?
Эмоции, вызванные пробуждением в четыре утра и сотней миль непролазной грязи, улеглись, и полицейский решил, наконец, поинтересоваться, для чего глава администрации затерянной в тайге деревушки разбудил его среди ночи и потребовал немедленного, НЕМЕДЛЕННОГО, прибытия.
— В дом, пожалуйста, — предложил Григорий. — Жена доила уже, молочка парного с дороги попьете, а я расскажу, как и что.
— Говори здесь. — Полицейский достал из джипа термос с крепчайшим кофе и закурил сигарету. — Не хочу в дом, на прохладе останемся…
— Можно и здесь.
Дождь прекратился несколько часов назад, и желание капитана насладиться чистым утренним воздухом было понятно. Мужчины присели на скамеечку у крыльца.
— Так что же случилось?
— Неспокойно у нас, — просто ответил Григорий.
— Ага, — хмыкнул полицейский, — Мефодий вчера сапог порвал, а баба Нина сказала, что это не к добру?
— Вроде того, — не принял шутки однорукий. — У Федора две коровы сдохли, и я боюсь, как бы до смертоубийства не дошло.
— При чем здесь убийство? — не понял капитан.
— Коровы сдохли?
— Две.
— Отравили? Григорий опустил глаза.
— Почти.
— Что значит «почти»?
— Вся деревня знает, что сгубила коров Пелагея.
— Отравила? Свидетели есть? Пастуха допросить надо.
— Пастуха допрашивать не надо, — поморщился однорукий. Он тоже достал сигарету, ловко прикурил и, выпустив куда-то вниз первый клуб дыма, тихо добавил: — Ведьма наша Пелагея. Ведьма.
— Пил? — угрюмо спросил полицейский, чувствуя, как из глубины души накатывает волна бешенства. Три часа по бездорожью! В четыре утра из дому выскочил! Врезать бы ублюдку по башке как следует!
— Я не пью, — так же тихо продолжил Григорий. На капитана он старался не смотреть. — Места у нас такие, Степан Васильевич: без колдунов никак не обойтись. Случись что — не дозовешься. Ты вон через три с половиной часа только приехал, а уж как я тебя звал… Про врача или ветеринара я вообще не говорю. — Однорукий сплюнул. — А Пелагея и зубы заговорить может, и боль снять, от живота присоветовать, и вообще…
— Что вообще?
— Дождь может вызвать или прогнать.
— Что ж не прогнала? — Полицейский с ухмылкой кивнул на перепачканный джип. — Без дождя я бы за полтора часа доехал.
Он видел, что Григорий действительно верит в то, что говорит.
— А ты, Степан Васильевич, если интересно, по полям нашим прокатись, — предложил однорукий. — Или по пастбищам…
— А что на полях? — насторожился капитан.
— Там воды такой нет, мимо тучи идут.
— Пелагея ими правит?
— Угу.
— Дела…
Полицейский налил себе еще кофе и, сделав большой глоток, блаженно зажмурился.
В том, что в глухой деревушке есть своя колдунья, не было ничего странного. Если уж в городских газетах постоянно натыкаешься на предложения: «Порча, сниму 100 %», то здесь, среди тайги, как говорится, сам бог велел. Другое дело, и в этом Степан был убежден, в этих деревенских бабках действительно что-то есть. Тайна какая-то. Сила. Во всяком случае, лет десять назад такая вот Пелагея зубы ему заговорила. Да так заговорила, что до сих пор капитан не ведал дороги в кабинет стоматолога.
