По правде говоря, хоть Коляныч меня и подставил, но и предупредить поспешил сразу. Совсем чуть-чуть не успел. Он влетел в нашу конуру таким на себя непохожим, что я почти испугался. Но тоже не успел. Потому что пугаться пришлось другого: с потолка — а мне показалось, что прямо с небес — грянуло вдруг:
— Потапов, ко мне!
Коляныч схватился за сердце и лишь замотал головой. Говорить он уже не мог. Признаться, мне тоже захотелось за что-нибудь схватиться, но вместо этого я возвел глаза к потолку, где скрывались динамики, и пролепетал:
— Уже бегу!..
Я и впрямь побежал. Еще бы! «Сам» меня еще никогда не вызывал. Обычно он дает указания Колянычу — то бишь, Сане Николаеву, начальнику нашего отдела, — а тот уже непосредственно нам оплеух навешивает. Или пряники раздает. Что реже.
«Сам» был зол. Очень. Очень-очень! Теперь мне по-настоящему стало страшно. Хорошо, что шеф кивнул все же на стул, а то бы я, наверное, рухнул. Аки березка под топором дровосека. Тем более, дровосек… то бишь, шеф наш любимый, Павел Дмитриевич Котошаров, прожег меня таким взглядом, что на мне едва береста не задымилась. Образно выражаясь.
— Ты знаешь, что меня сейчас в МИД вызывали?! — гаркнул шеф. — Сам министр меня причесывал!
— Российский? — брякнул я, уставившись на лысину Котошарова. Причесывать там было нечего.
— Нет, гваделупский! — рыкнул шеф.
— Почему?.. — отвесил я челюсть, но быстро сообразил: — А! Это у вас идиома!..
— Это у меня идиоты! — Котошаров вскочил с кресла и принялся метаться вдоль стола, хватаясь за «свежерасчесанную» голову. — Я им плачу такие деньги, а они!.. Это подумать только: скандал не международного даже — межпланетного масштаба! Межцили… межвици…
— Межцивилизационного, — не без труда подсказал я.
— Ага!.. — Шеф замер, оперся мощными волосатыми лапами о столешницу и уставился на меня взглядом голодного хищника. — Передразнивать начальство мы умеем, — прошипел он, но потом опять зарычал: — А вот прррогррраммы писать — нет!
— Почему?.. — вновь хлопнул я челюстью.
— А это уж я не знаю, почему, — развел Котошаров лапищами. — Мозгов, видимо, не хватает. Все на умничанье уходят. На гонор. — Он помолчал, подвигал бровями под насупленным лбом, а потом чуть разгладил морщины: — На Свобью полетишь. С программой своей разбираться будешь. Это ведь ты для свобьих выборов ПО майстрячил?
— Для свобьянских, — машинально поправил я, но Котошаров так свирепо зарычал, что я отпрянул и часто-часто закивал: — Для свобьих! Да. Я. Дык… — подался я снова вперед, — а что не так? Это ведь стандартная программулина, древняя, обкатанная. Чуток лишь подрихтовать пришлось.
— Не знаю, что ты там нарихтовал, — продолжал рычать шеф, — а только на Свобье сейчас из-за твоей программулины предвере… предреве… — Котошаров раздраженно мотнул лысиной: — Революция там скоро начнется! Тюрьмы переполнены! Главари тамошние власть поделить не могут.
— А я-то тут при чем?! — искренне возмутился я и даже вскочил со стула. — При чем тут моя программа, если эти свобияне дикари! Им еще по пальмам скакать, а туда же — выборы им подавай! С электронной системой голосования!..
— Ну-ну, ты полегче с выражениями, — нахмурился шеф, но рычать, вопреки моим ожиданиям, перестал. Даже понизил голос. И огляделся зачем-то. — Видишь ли, Юрий… Тебя ведь Юрой зовут, как Гагарина?.. Вот и полетаешь скоро, ага. Так вот, Юра, я ведь и сам к этим свобиянам не того… Ну, не то чтобы расизм там, ксенофобия или что подобное — упаси боже! Но ведь и правда, рановато им еще в демократию играть. Насмотрелись, понимаешь, у нас — и дай им такое же! А сами еще из феодализма не вылезли, между нами-то…
— Так и я о чем! — вскинулся я.
— И тем не менее! — прихлопнул по столу шеф. — Министр иностранных дел приказал с этим делом разобраться. И как можно скорее! Так что, лети, Юра, лети, сокол.
Котошаров вышел вдруг из-за стола, подошел ко мне и по-отечески обнял, похлопывая по спине тяжеленной ладонищей.
— Ты уж постарайся там, — пробубнил он мне в ухо. Жалостно так пробубнил, у меня аж горло перехватило. — Выручай, браток. Не то плохо нам с тобой придется.
А потом он добавил еще что-то, вроде как совет дал какой-то насчет свобиян этих… Но тот мне таким малозначимым показался на фоне рухнувших на мою голову проблем, что тут же из этой ушибленной головы и вылетел. Тем более что в нее, несчастную мою, как раз новая мысль шмякнулась, которую я сразу и озвучил, одновременно пытаясь выбраться из крепких шефовых объятий:
— Постойте, Павел Дмитриевич! Но ведь программу я сдавал года два уж назад… В первые выборы они ведь не жаловались?
Котошаров слегка отстранился, но ладони на моих плечах оставил, будто сдерживая меня от необдуманных действий.
— Не жаловались, — подтвердил он. — Ни в первые, ни в десятые. А в двадцатые вот, юбилейные, так сказать…
— В двадцатые?! — завопил я. — У них что там, выборы — любимая национальная забава?!
— Не надо так орать, — наконец-то снял с моих плеч руки Котошаров и принялся демонстративно трепыхать мизинцами в ушах. Затем он снова огляделся и горячо зашептал: — Не наше это дело, Юра! Пусть хоть каждый день свои выборы устраивают. Наша задача — обеспечить техническую сторону. Ты знаешь, чем они нам за это платят?.. Впрочем, тебе и не надо об этом знать. Твое дело — программное обеспечение этой треклятой системы голосования наладить. А уж на премиальные и все такое я не поскуплюсь. Короче, дуй в космопорт, там тебя представитель МИДа встретит, с документами, инструкциями и всем прочим.
