Мари Секстон
Сломя голову
Все началось из-за розового конверта с именем Джареда.
Был вечер пятницы. Мы только что поужинали, и я с холодным пивом устроился на диване, а Джаред сел рядом и, положив на подлокотник стопку тетрадок, принялся проставлять оценки. К нам подбежал наш пес, которого мы полгода назад взяли из приюта в Боулдере, и положил голову мне на колени. Он был настоящим дворнягой, с умоляющими глазами и всеми чертами гончей, и Джаред настоял на том, чтобы назвать его Скуби.
Я потянулся за пультом, чтобы переключить канал, и в этот момент заметил конверт.
– Что это? – спросил я, забирая его с журнального столика.
– А на что похоже? – отозвался Джаред, даже не подняв на меня глаз.
Конверт был уже открыт, и я вытащил оттуда открытку. На ней было большущее красное сердце, а поперек него – украшенная завитушками надпись «Будь моим Валентином».
– Сегодня День Святого Валентина? – спросил я.
Джаред с веселым удивлением взглянул на меня.
– Завтра. Ты разве не знаешь?
– Нет. Кто бы мог подумать, что ты знаешь.
Он пожал плечами.
– Я работаю в школе. Поверь, такие праздники девочки-подростки не пропускают.
Я снова посмотрел на открытку. Заглядывать внутрь я не стал – отчасти чтобы не показаться чересчур любопытным, но еще больше из-за нежелания узнавать, что там написано. Я боялся, что иначе разозлюсь еще больше.
– И кто подарил тебе валентинку? – спросил я, стараясь подавить ужасное чувство, закипевшее во мне при мысли, что его хочет кто-то еще.
– Одна моя ученица.
– Ученица? – повторил я с куда большим гневом, чем то было оправданно.
– В чем дело, Мэтт? – поддел меня он. – Ревнуешь к семнадцатилетней девочке?
– Нет! – отрезал я. Но мы оба знали, что я соврал.
– В этом нет ничего такого, – сказал он и вернулся к своим тетрадкам.
Я знал, что он прав. Школьница да еще слишком юная – и вдобавок ко всему женщина – не представляла для меня абсолютно никакой реальной угрозы. Однако, когда дело касалось Джареда, я терял способность рассуждать здраво. Меня злил сам факт, что кто-то чужой подарил ему валентинку.
– Я считаю, что ты не должен поощрять подобное поведение, – заявил я.
Обычно Джаред находил мою ревность забавной, но во взгляде, которым он наградил меня сейчас, было в основном раздражение.
– Знаешь, иногда приятно почувствовать, что тебя ценят, – ответил он резко.
И что мне полагалось на это ответить? Неужели он думал, будто я не ценю его? Если так, то он ошибался, но возражать было бессмысленно. Что бы я ни сказал сейчас, мои слова прозвучат неискренне, как оправдание.
Остаток вечера, пока он занимался оценками, прошел в почти полном молчании. Я никак не мог понять, сердится ли он еще или уже нет, но спросить прямо боялся. Не хотел нарываться на ссору. Я узнал ответ на свой вопрос, только когда мы легли в постель. Я потянулся к нему, а он без единого слова повернулся ко мне спиной, и я остался лежать на своей половине, гадая, что теперь делать.
Прошло три года с тех пор, как мы познакомились. Два с половиной из них мы были любовниками, а год назад я подарил ему кольца. После того, как мы с Джаредом открылись моим родителям, наши отношения вошли в спокойную колею. Мы были неизменно счастливы вместе, но то был сдержанный, удобный тип счастья. Теперь я забеспокоился, что с нами произошло то же, что и со многими другими парами. Что мы стали принимать друг друга как должное. Говоря за себя, я мог честно сказать, что люблю его не меньше, чем раньше – а может, и больше, – но я был не особенно эмоциональным парнем. Возможно, мне стоило активнее проявлять свои чувства.
Я спал урывками и проснулся в 4:15 от сигнала будильника. Пора было собираться на смену с пяти до двух. Джаред еще спал, как обычно раскинувшись на животе по центру кровати. Я отвел его кудри в сторону, чтобы поцеловать в шею, потом скользнул ладонью вниз по спине и услышал, как его дыхание изменилось.
– Скажи, что ты больше не сердишься, – попросил я.
Он вздохнул и сонно ответил:
– Не сержусь.
– Правда?
– Честное слово.
– Прости, что я такой ревнивый засранец.
– Ты прощен, – проговорил он. – А теперь иди. Я хочу спать.
– Увидимся в два.
Я начал вставать, а он пробормотал в подушку:
