От напряжения я с трудом контролировал шаг, надеясь, что дёрганая походка и дрожь, волнами прокатывавшаяся по телу, останутся незамеченными для наблюдателей.
Достигнув очередного поворота бесконечного лабиринта переходов минус восьмого уровня, я снова опустил подбородок, зная, что здесь наилучший угол обзора расположенных повсюду камер. Рука взметнулась вверх до того, как я успел подумать и остановить себя. Козырёк форменной синей кепки ещё раз был натянут потуже вниз, и я продолжил свой путь, напоминая себе, что должен оставаться неприметным, иначе мой план провалится.
Я не мог этого допустить.
Закусив щёку с внутренней стороны, я усилием воли продолжил переставлять ноги, размахивая свободной рукой в такт движению, во второй сжимая ручку небольшого чемоданчика со стандартным набором механика-техника. Сжимал не сильно, так, чтобы проходившему мимо охраннику, кивнувшему в знак приветствия и получившему ответную реакцию, не пришло в голову, что побелевшие костяшки моих пальцев говорят о той степени крайнего напряжения, когда происходит неладное.
Охранник остался позади, и я слегка приоткрыл рот, чтобы выдохнуть. Сердце заходилось в груди так, словно я не шёл, а бежал на предельной скорости вот уже двадцать минут, готовый рухнуть, как подкошенный, в любой момент. Пот лил ручьём, но жарко мне не было. Скорее, меня донимал нервный озноб. И не потому что температура на нижних уровнях никогда не поднималась выше десяти градусов. За пять лет я почти привык к этому.
Наконец передо мной показался лифт. Ноги стали ватными, совсем не слушались, но я не думал, просто приказывал себе идти дальше. Оказавшись у щитка приборной панели, я смотрел только прямо. Положил руку на сканер, тот считал данные, и панель открыла тускло освещённую кабину. Я вошёл и развернулся к следующему табло с рядом сенсорных цифр от одного до девяти и тремя дополнительными кнопками: ноль, плюс и минус.
Закончив работу на минус восьмом уровне, я должен был подняться на плюс шестой и приступить к плановому тестированию запасной системы вентиляции. Потратить на это пару часов, за которые бы закончилась моя ночная смена, и отправляться домой на рейсовом моноблоке, курсировавшем от города до тюрьмы и обратно строго по расписанию. Так я бы и поступил в обычный день, но сегодня у меня были другие планы.
Заведение строгого режима «Олгейт» располагало десятью уровнями над землёй и ещё десятью под. Рабочему персоналу общего допуска позволялось передвижение по восемнадцати уровням, исключая минус девятый и десятый. Для спуска ниже требовалось специальное разрешение, которого у меня не было. Там содержались особо опасные преступники.
Пока правая рука тянулась к панели, чтобы набрать плюс, а затем шестёрку, пальцем левой я нажал на неприметную чёрную кнопку в основании ручки чемодана. Глухое надрывное эхо, словно где-то глубоко под землёй произошёл взрыв, прокатилось вдоль коридора, по которому я шёл ещё какие-то секунды назад. Свет погас.
В кромешной тьме, не теряя ни мгновения, я опустился на пол и раскрыл чемоданчик. Достал фонарь на резинках, натянул его себе на лоб. Свет разрезал тьму, осветив компьютер, спрятанный внутри. Сооружённая мной машина занимала всё пространство, походя на обычный ноутбук, но этот прибор был толще раз в семь и мог гораздо больше, чем стандартная раскладушка.
Введя пароль, я тут же застучал по клавишам, отработав всё до мелочей давным-давно. В кабине лифта вспыхнул свет, локальная система ожила…
— Эй! — на противоположном конце коридора появился охранник с ручным фонарём, тот самый, что прошёл рядом минуту назад.
Свет ослепил на мгновенье, но, повернувшись в сторону раздражителя, я ни на секунду не прекращал работу, продолжив набирать чёткие команды.
В коридоре раздался гул, шаг набирал скорость — охранник быстро перешёл на бег, стремясь оказаться рядом, но панель лифта уже закрылась. Кабина понеслась вниз. Когда панель снова отъехала в сторону, передо мной оказался минус десятый уровень — первая часть плана была завершена.
Я вырубил питание лифта, подобрал компьютер, выскочил в спецблок и понёсся вперёд.
Электричества на уровне не было, как и во всём — почти во всём — здании тюрьмы, но это не стало проблемой. Карту минус десятого уровня, как и любого другого, я выучил наизусть, так что едва сбавлял скорость, чтобы вписаться в нужный поворот. Если бы ещё не этот жутко тяжёлый кусок железа… Но мне ничего не оставалось, как, задыхаясь, тянуть комп следом — он мне ещё понадобится.
Наконец я оказался у коридора, обозначенного цифрой двенадцать. Застыв всего лишь на мгновение, сглотнул от донимавшего возбуждения, прижал чемодан к груди и с опаской двинулся вдоль прохода.
По обе стороны от меня, на расстоянии пары метров друг от друга, к стене крепились вертикальные капсулы, походившие на старомодные железные гробы. Все они были заняты людьми. Как и положено покойникам, тела не шевелились. Но они не были мертвецами.
Их взгляды, полные ненависти, ярости, злости, безумия и смертельной угрозы, были устремлены вперёд. Челюсти некоторых сжаты, другие так и застыли в жидкости криосна вопя от гнева и сжимая кулаки, которыми, должно быть, колотили изнутри до самого конца, не согласные с приговором пожизненного анабиоза. Тела, огромные и могучие, лишённые для процедуры одежды, представляли внушительное зрелище. Они пугали собственной мощью, уже не принимая в расчёт то, что здесь — в «Олгейт», на минус десятом уровне, в двенадцатом коридоре, — были собраны почти два десятка самых опасных преступников.
