Серый - [2]

Луч фонаря выхватил очередного монстра. Круглая лишённая волос башка с маленькими, торчавшими в стороны, ушами и густыми бровями под которыми кровавым убийством светились чёрные глубоко посаженные глаза. Рот застыл в гримасе звериного оскала, губу разрывал глубокий коряво зашитый шрам, разделивший подбородок на две неравные части.

Оказавшись прямо напротив, я вздрогнул. Вдруг показалось, что в любую секунду он с грохотом отшвырнёт прозрачную крышку и набросится на меня, с лёгкостью разорвав на части голыми руками. Это было не так уже и сложно представить. В альфе было метра два или больше роста, плечи расходились, как у прирождённого борца. Что бы сделал я — жалкий омега, едва дотягивавшийся макушкой до его груди? Мне и компьютер было тяжело нести. Я был настолько худым и тщедушным, что многие при первой встрече принимали меня за подростка, а ведь мне было почти тридцать.

Сглотнув, я пошёл дальше, неуверенно оборачиваясь и дрожа от страха, пока не достиг конца прохода. Передо мной возникла та самая капсула.

Фонарь выхватил номер восемнадцать, я почувствовал, как всё содрогнулось внутри, когда луч медленно сполз на человека, заточённого в оковах металла.

Альфа был не меньше тех, кого я оставил за спиной. Такой же огромный и такой же сильный. На его застывшем лице — лице с мощным, упрямо выдающимся подбородком, тяжёлыми надбровными дугами и расположенными под углом скулами, заставлявшими внешние уголки глаз тянуться к вискам — не было той агонии возмущения и негодования, что на других. Он словно бы знал, за что здесь оказался, и не видел никакого смысла в том, чтобы зря сотрясать воздух. Он будто предпочёл затаиться. Замер на мгновенье в ожидании своего часа.

И, похоже, час этот наконец настал.

Передо мной был Дитер Прайд — вор, мошенник, контрабандист, убийца и мятежник, поднявший восстание в две тысячи сто восьмом году, за что и был объявлен врагом государства. Его удалось поймать в тот же год, и в двадцатисемилетнем возрасте он был приговорён к пожизненному анабиозу. Правозащитнику удалось отстоять право на пересмотр дела, и Дитер избежал высшей меры наказания — смертной казни. Документы подавались один раз в три года, но решение судей оставалось неизменным: Дитер продолжал пребывать в криосне.

Я выдохнул с натугой, чувствуя, как колотится сердце; ноги затекли и я механически сместился влево, взгляд альфы дрогнул, последовав за мной. Медлить было нельзя. Я и так потерял пару драгоценных минут.

Упав на пол, я снова раскрыл комп, установил соединение с системой капсулы напрямую и ускорил последнюю стадию процесса «распаковки»: камера Дитера, в отличие от остальной системы, не прекращала работу ни на мгновенье. Стандартный процесс вывода из анабиоза занял бы около пары суток, но я, получив сменные задания на неделю вперёд, понял, что момент настал, и запустил программы восстановления заблаговременно. Всё было готово уже несколько месяцев, я только поджидал очередного назначения на минус восьмой уровень — ближайший уровень до цели, уровень, дававший достаточно времени на операцию и немного больше на возможные сбои и отклонения.

Капсула зажужжала, спуская жидкость. Внутри отчётливо раздались толчки. Подавался кислород, лёгкие заново привыкали к работе, налаживая выделение углекислого газа. Я читал, что это не самая приятная процедура и степень тяжести перехода из неактивного в активное состояние зависит от физического здоровья объекта и количества времени, проведённого в анабиозе. Дитер находился в заморозке двадцать лет, и это был очень долгий срок.

Камера всё ещё работала над восстановлением жизненных функций. Оставалось недолго, когда над головой взвыли аварийные сирены, сигнальными последовательностями врубили красное освещение, заработали камеры наблюдения; охранному блоку наконец удалось разблокировать системы и запустить программу «Д» — программу чрезвычайного положения. Теперь попасть с одного уровня на другой было невозможно. Передвижение внутри уровней тоже было частичным. Исключение составлял отряд специального реагирования, уже, должно быть, прибывший к стенам тюрьмы и теперь штурмовавший неприступную крепость — им будет обеспечен неограниченный доступ.

Вызов на пульт спецкоманды поступил сразу после отключения электричества. То есть почти сразу. Задержка была минимальной и незначительной, чтобы ее заметили, и это давало ещё несколько крох драгоценного времени. Да и камеры минус десятого уровня показывали запись, а не то, что здесь происходило прямо сейчас.

Сброс давления выпустил избытки восстанавливающего газа. Замки панели щёлкнули, и та сдвинулась в сторону. Я ничего не мог разглядеть — пространство камеры всё ещё заполнял газ. Выключив фонарик, только добавлявший пятен перед глазами, я шагнул ближе, всматриваясь в глубину.

По коже пробежали мурашки, когда я оказался вплотную к камере. Выдохнул, а уже в следующий миг горло сдавила рука. Огромная лапа обхватила мою шею и с лёгкостью вздёрнула тело в воздух, едва позволяя дотягиваться до пола носками. Я, словно висельник, совершивший неудачную попытку самоубийства, пытался вытянуться настолько, чтобы почувствовать опору и перестать задыхаться, но всё было тщетно. Альфа сделал шаг вперёд, оказываясь вне стен узкой клетушки, державшей его последние двадцать лет. Газ, будто пар разогретого тела, испарился с поверхности кожи, и вот он смотрит на меня своими серыми, как сталь, глазами. Такими же безжизненными и безразличными, как металл.