Застыв рядом со своим мучителем, я смотрю, как адская машина медленно и неумолимо высасывает чужую жизнь. Десятки тонких жал впиваются в плоть, выкачивая энергию через тонкие иглы, чтобы питать чудовищных размеров корабль, сеющий смерть повсюду, в какой бы точке галактики он ни появился. Я видела, как вздулись вены на его шее, как взмокла кожа, пропитав комбинезон, слышала частое прерывистое дыхание — у него остаётся всё меньше сил удерживать контроль над техногенным монстром, стремившимся поглотить чужую энергию, а вместе с ней и разум.
Сознание Дария безупречно. Словно тонко настроенный прибор, оно не знало пощады и жалости, следуя голосу слепой логики и сухого расчёта. Разум Дария был в тысячи раз страшнее любой машины, он прогибал, подчинял, а после безжалостно ломал любое существо, оказавшееся у него на пути. Ни морали, ни принципов, ни чести — истинному ратенмарцу не нужны бесполезные понятия, не способные одержать победу в их извечной борьбе.
Но энергозатраты оказались слишком высоки. Его жизнь утечёт раньше, чем он одержит верх в этом сражении и сможет прервать сцепку.
А я просто понаблюдаю тихонько в стороне за тем, как самый отвратительный и ужасающий ратенмарец исчезнет наконец из моей жизни.
Глава первая СТО СЕМИДЕСЯТАЯ
— Номер Сто семьдесят, какова первая заповедь Хранящей? — ледяным тоном задала вопрос куратор.
Я поднялась из-за стола, глядя прямо перед собой.
— Хранящая не имеет собственных мнений, желаний, интересов, — чётко ответила ничего не выражающим голосом.
— И никому из вас не следует забывать об этом. — Она обвела угрожающим взглядом нашу группу из одиннадцати человек. — Во время плановой проверки в общей комнате группы Шестнадцать было обнаружено вот это. — Вверх взметнулась рука, сжимающая тонкий, сплетённый из разноцветных нитей браслетик. — И я требую, чтобы вы немедленно сказали, кому именно из вас это принадлежит.
Никто не шелохнулся. Каждая из нас, выпрямив спину, сидела за отдельной белой партой с порядковым номером, глядя на белую доску впереди, пока куратор Нан продолжала прохаживаться вдоль идеально белой обучающей комнаты.
Крохотная полоска чёрного, белого и синего была поистине режущей глаз искрой, так непривычно мелькавшей в монотонном пространстве Хранящих.
— Номер Сто шестьдесят два. Разрешите обратиться?
— Разрешаю, номер Сто шестьдесят два.
Из-за передней парты поднялась девушка в белом длинном, наглухо закрытом платье с коротким воротничком-стоечкой, длинными рукавами и глубокими боковыми разрезами до бёдер — точно таком же, как у всех нас.
— Мне кажется, я видела это в руках номера Сто семьдесят.
— Почему вы не доложили, номер Сто шестьдесят два? — Глаза куратора Нан сузились, когда она застыла напротив говорящей.
— Я думала, мне показалось. Но теперь вижу, что нет.
Куратор Нан сверлила доносчицу взглядом ещё несколько кун, а затем разрешила сесть.
— Номер Сто семьдесят. Встать!
Я поднялась, все так же не сводя глаз с глянцевой поверхности доски впереди.
— Откуда у тебя это? — разгневанным тоном задала она вопрос, ткнув под нос браслетик.
Я молчала, видя краем глаза, как лицо куратора наливается краской, как ходят под кожей желваки.
— Повторяю, — тихо проревела она сквозь стиснутые зубы, — откуда-у-тебя-это, номер Сто семьдесят?
Сердце напряжённо билось в груди. Мне казалось, ещё немного и она ударит наотмашь.
Я продолжала молчать.
— В карцер! — рявкнула куратор Нан прямо мне в ухо, заставив вздрогнуть и сорваться с места.
Спешно покинув обучающую комнату, я направилась в карцер.
Коридор за коридором оставались позади. На трансфере я опустилась в нижний отсек корабля, где располагались специализированные комнаты для разных видов физических занятий и ненавидимый всеми карцер.
— Номер Сто семьдесят, — назвала я собственный номер дежурному за панелью управления. — Прибыла по приказу куратора Шестнадцатой группы Хранящих Нан.
Дежурный, ратенмарец с непроницаемым лицом, скользнул по мне безразличным взглядом и снова уставился в экран.
— Кабина двадцать пять, двадцать один лен, — озвучил он, прочитав отмеренную меру наказания; первая цифра означала номер карцера, а последняя — количество времени, которое я должна буду там провести. Он снова оторвался от экрана, чтобы посмотреть на меня, но я уже сорвалась с места, спеша отыскать нужный номер.
Второй взгляд служащего расценивался как сильное выражение эмоций, вызванное небывало долгим временем заключения в одиночной камере. Самым долгим из всех, что мне приходилось вынести в узкой темной кабине за последние две дюжины пребывания в космической школе ратенмарцев — Матер.
«Номер 25», — гласила табличка.
Приложив руку к сканеру, я дала считать свои данные и металлическая панель тут же поднялась вверх, пропуская в крошечных размеров капсулу. Стоило оказаться внутри, как панель вернулась на место, погружая меня в кромешную тьму.
Лишённая возможности сделать шаг в любую из доступных сторон, всё, что я могла, это развернуться на сто восемьдесят градусов вокруг своей оси и сесть, почти упираясь коленями в перегородку только что закрывшейся за мной панели. Следующие двадцать один лен мне предстояло просидеть в одном положении.
