Глава первая
ЗНАКОМСТВО С ОХРАНКОЙ
— …Нечаев голосует за казнь царя, — спокойно сообщил Желябов.
Перовская вспыхнула чувством радостной гордости, но тотчас овладела собой и в тон Желябову произнесла:
— Чего и следовало ожидать…
Остальные молчаливым кивком головы поддержали реплику. И только тогда к сидевшему в тени народовольцу вернулся дар слова.
— Позвольте, — вскричал он, — но мне совершенно непонятно, почему так и следовало ожидать, чтоб голос из загробного мира высказался за казнь царя?! Может, мне показалось, что вы назвали Сергея Нечаева? — нерешительно обратился он к Желябову, но, получив утвердительный ответ, с еще большей горячностью заговорил:
— Значит, Нечаев жив! Вы говорили с ним?! Но почему он не здесь? Где он был эти восемь лет?..
Желябов с прежним спокойствием произнес:
— Товарищ только что из Москвы. Он не знает, что перед Исполнительным Комитетом даже царские тайники растворяют свои двери. И не знает… — но здесь голос изменил этому сильному человеку, глубокая грусть зазвучала в нем, когда он доканчивал фразу, — как дорого платит Нечаев за свое согласие.
Приезжий изумленно обвел глазами собрание, еще ничего не понимая, но чувствуя, как необычная торжественная печаль, нависшая над товарищами, сжимает и его сердце.
Описанное событие разыгралось двенадцать лет спустя после того, как пронесся первый буйный вихрь русского революционного движения. Вихрь, закрутивший студенчество, просвещенное общество, трусливое правительство и взметнувший над всем этим таинственное и громовое имя: Нечаев. Уже пронесся этот вихрь, но старшее поколение революционеров еще помнило мрачные закоулки 60-х годов, где он зарождался. Отсюда начинается и наш рассказ.
…Наступает новый, 1869 год.
Придавленный всесильным Третьим Отделением Петербург молчит, не подает и признаков жизни. Любимые писатели в ссылке, в изгнании. Журналы хиреют, страшась навлечь на себя гнев царской цензуры. Шеф жандармов, граф Шувалов, заверяет царя в незыблемости устоев и преданности народа. И в это же время в Петербургском Сергиевском училище учитель закона божия собирает по вечерам горячую молодежь и страстно проповедует не любовь, а ненависть, не веру, а безбожие, не смирение, а революцию.
Этот учитель сам в комсомольском возрасте — ему едва пошел двадцать второй год, но горячие приверженцы уже считают его своим вождем.
С его восторженных уст не сходят имена Каракозова, несколько лет назад стрелявшего в царя, и Бабефа, заговорщика Великой французской революции, — и всем становится ясно, что он и сам станет в одном ряду с ними.
Неудивительно, что так внимательно слушает его и Вера Засулич, когда он, все оживляясь, говорит о своей мечте. Нет, не мечте. Мечта — это что-то туманное и бесформенное, а Нечаев уже лелеет точный, рассчитанный план революции.
— … Воспользоваться волнением студентов в Питере и Москве, выбрать лучших среди них, преданных нашим идеям. Они пойдут по всем городам, уездным и губернским, чтобы поднять народ. Нужно только умело организовать это; и не пройдет и года, как вспыхнет революция, ибо народ недоволен, в нем уже бродит бунтующая сила…
Вера не впервые слышит Нечаева. После первой памятной встречи на учительском собрании, когда сразу обнаружилось столько общего в их взглядах, она с удовольствием беседует с этим человеком, ей нравится твердость его взглядов и энергия, с какой он их защищает.
Нечаев ловит на себе вдумчивый взгляд молодой девушки — это вызывает в его груди странное чувство теплоты. Он говорит все увереннее и увлекательнее.
— Бороться до «полного умственного, социально-экономического и политического освобождения народа», — наизусть читает он программу Бакунина из нелегального «Народного Дела».
А когда они остаются вдвоем, грозный революционер, «будущий разрушитель могущественнейшей империи», почему-то замолкает, а потом неожиданно брякает:
— Я вас полюбил!..
Вера смотрит на него с изумлением. Изумление — это единственное чувство, которое она испытывает.
— Я очень дорожу вашим хорошим отношением, но я вас не люблю.
В Петербурге студенческие беспорядки. На какой-то частной квартире идет сходка. Нечаев уже спешит туда, и скоро в накаленную спорами атмосферу падают его горячие слова: