Мою первую жену звали Люся, и была она такой же озорной первокурсницей, как и я сам. К раннему супружеству нас подтолкнули любовь и дилетантские представления о счастье.
Родители наши, застигнутые врасплох, ничего, кроме благословения, на тот момент предложить не смогли, и мне пришлось взвалить на себя обязанности ассенизатора, чтобы получить отдельную комнату в общежитии и восемьдесят рублей прибавки к стипендии. Каждое утро в шесть часов я обходил уборные с мешком и веником, одетый в комплект противохимической защиты, и ликвидировал чужие промахи. После чего возвращался под теплое одеяло к жене, источая профессиональные ароматы.
По выходным я разгружал вагоны с мукой на макаронной фабрике, а однажды даже устроился в ночную бригаду менять трамвайные рельсы. Правда, не надолго, поскольку это занятие сильно подорвало мои мужские способности и успеваемость. Насчет первого еще как-то можно было договориться, но вот деканат входить в мое положение наотрез отказался, вывесив в один прекрасный день мою фамилию в списке претендентов на отчисление.
Тогда я взял паузу и крепко задумался. Прежде всего, о том, что арифметика крайне далека от жизни. Гораздо дальше, чем декабристы от народа. До женитьбы мне хватало сорока рублей стипендии, чтобы усмирить свои базовые инстинкты, но после объединения наших с Люсей бюджетов мы едва сводили концы с концами. И это с учетом гонорара за чистку сортиров.
Из раздумий меня вывела жена, заявив, что беременна и хочет по такому случаю ожерелье, которое видела на прошлой неделе в ювелирном. В подарке, разумеется, я ей отказал, за что был немедленно переведен на малокалорийные супы с присвоением обидного звания «слабака». Так возникла первая серьезная трещина в наших семейных отношениях.
На улице стоял май, самым вопиющим образом указывая на контраст между тем, что происходило в природе и за стенами моего дома. И я малодушно ушел в трехнедельный запой, вернувшись из которого, застал дома двух женщин вместо одной. Люсина мама со свежими силами взялась за мое воспитание, в результате чего, с интервалом в один месяц, состоялись аборт и развод.
Теперь, по прошествии многих лет, я понимаю, что не сделал никаких выводов из первого неудачного опыта и не смог правильно распорядиться вновь дарованной мне свободой.
Девушка Надя показалась мне воплощением самых смелых мужских мечтаний, и я без раздумий доверился ей. Не удивительно, что и финал получился таким же плачевным. Зарплата моя, правда, составляла на тот момент сто восемьдесят рублей, но это все равно не избавило нас от выяснения финансовых отношений, которым мы самозабвенно предавались в минуты, свободные от любовных игр. Ну, и заводское общежитие, любезно предоставленное мне, как молодому специалисту, не устраивало ни одну из сторон.
Получив очередной штамп о разводе в паспорт, я подумал о том, что скоро в нем закончатся страницы, если вовремя не умерить пыл. И я клятвенно пообещал себе, что к выбору свой следующей (окончательной) спутницы жизни подойду со всей тщательностью и осторожностью.
Мне сразу же повезло.
Девушка Таня была обеспечена деньгами и жилплощадью на ближайшие восемьдесят лет, поэтому ее мало интересовали мои доходы. Но я все равно решил не торопиться с официальным оформлением, чтобы убедиться в прочности чувств, связавших нас. Таня поддерживала меня в выбранной стратегии, поскольку у нее самой имелся печальный опыт ведения совместного хозяйства.
В новых условиях я немного оброс жирком и заматерел, потому что не выходил за пределы территории дивана без крайней необходимости. Казалось, всех и всё устраивало. Я даже начинал полагать, что так будет продолжаться вечно.
Каково же было мое удивление, когда на второй год нашей беззаботной жизни, Таня вдруг ни с того ни с сего завела разговор о браке. В качестве аргументов она приводила все те же доводы, с помощью которых мы ранее отговаривали себя от этого рискованного шага. Мой внутренний голос охрип, пытаясь помешать свершению неизбежного. В конце концов, сказал я себе, испытательный срок она успешно прошла.
Все изменилось сразу же после пышной и обстоятельной свадьбы. Не знаю, может, им подсыпают в ЗАГСе какой-нибудь яд. Вместо милого сердцу человека, с которым мы делили пищу и кров, в моем доме поселилось алчное, сварливое и неопрятное существо, упрекающее меня в отсутствии амбиций и тяги к созидательному труду.
Теща не отставала от нее, называя меня лоботрясом и неучем, не зная, что перед ней лежит бывший передовик производства.
Развод с Таней я переживал особенно сильно. Даже пару недель после процесса пожил на даче у приятеля, употребляя крепкое. Там, в ответ на свои стенания, я услышал такое откровение:
— Детей у вас не было, — сказал друг. — Вот и не срослось. Дети, они, знаешь, цементируют.
Идея мне показалась интересной, и я скорректировал свое поведение. Присмотрев девушку из деревни, с крепким станом и нервами, что, на мой взгляд, служило гарантией здорового материнства, я во время первого же свидания признался Гале, что хочу от нее детей. Пятерых. На меньшее я не соглашусь. Поэтому, если у нее другие планы на вечер, пусть ответит мне отказом немедленно. И разойдемся. Но Галя легко приняла мою точку зрения и уже через пару недель понесла.
