Картина первая
1941 год. Июль. Вторая половина дня. За околицей села на косогоре сидит Женя. Появляется Александра.
Александра: Женя! Вот куда… забралась. Обыскались тебя! И на озеро, и на речку… Фу. (Села рядом.) Ревёшь что ли? Ох! А Витька-то где? Слышь? Где Витька?
Женя: Под кустом. Спит. Вон.
Александра: А чё ж ты его бросила там? Змеюка какая покусает…
Женя: Оборонку ему сделала.
Александра: Какую оборонку?
Женя (улыбнувшись). Пометила вокруг него.
Александра: Как это?
Женя: Ну, как… Как звери помечают. Пописала вокруг куста. Хоть мышь, хоть змея… Почуют и уйдут.
Александра: Ойё-ё-о-о! (Смеётся.) Ой-ё-ё! Тебя кто так надоумил делать-то?
Женя: Дядь Ваня твой. Он всегда так делает. Границу набрызгает вокруг корзины — с малиной, с грибами — и всё. Даже медведь заопасается.
Александра: А я не знала.
Женя: Да ты чё, кока[1]? И пацаны всегда так делают.
Александра (смеясь). А я не знала! Ну, люди… Смотри, до чего додумались. Да? Смекнули же… Зверь, правда, понюхает и уйдёт, не захочет связываться-то. От немцев, от фашистов побрызгать бы чё-нить вокруг страны, чтоб не лезли… Дак поздно уже — залезли уже. (Помолчав.) Мать, говорю, тебя потеряла. Счас сюда с Нюркой прибежит. На озеро завернули, а ты вон где сидишь, рыдашь. Скажи, чего ревёшь-то? Потеряла чего-нибудь? Обидел кто?
Женя: Тёть Нюра опять брюхатая.
Александра: Ды ты чё?!
Женя: Да! Поди, к зиме кого-нибудь уже выродит.
Александра: А-а! Надо же, заметила. А я, слепорыло, ничё не вижу.
Женя: Она их куда рожает-то, кока? Ещё война вон… началась.
Александра: Ты как заметила? Может ошибаешься?
Женя: А чё ж тогда всё время у нас огурцы солёные просит?
Александра: Господи, огурцы баба любит, вот и просит.
Женя: Знаешь, сколько она их за один раз съедает? Целую миску.
Александра: Засол хороший.
Женя: Да? Ей тазик навали — тазик съест. Ещё извёстку колупает.
Александра: Зачем?
Женя: Колупает и сосёт. Колькой беременна была, так делала, Серёжкой — так делала, Капкой — тоже. Сколько раз мел у меня просила, я ей из школы таскала.
Александра: Мел ела?
Женя: Да! И мел!
Александра: Организм, видно, требует. Не хватает в нём, наверно, копонентов каких-то… Копанентов, да?
Женя: Компонентов.
Александра: О! Компонентов. Вот и жуёт. Ну и пусть себе жует, ты-то чё переживаешь? Мне, вон, Бог никак детей не даёт… Сейчас бы сказали: «Александра, вот тебе целое ведро извёски, садись и ешь. Ведро уговоришь — будет тебе ребятёночек». Я бы и бочку за такую-то радость ухнула, чесно слово.
Женя: И померла бы сразу.
Александра: С такой радостью впереди никакая смерть не страшна.
Помолчали. Женя положила голову тётке на плечо.
Женя: Крёстная…
Александра: У?
Женя: Вот если бы ты родила, я бы с радостью и возилась бы, и нянчилась, и помогала бы тебе…
Александра: Ну, нету, нету. Ну, как я его тебе? По-щучьему веленью, что ли? Не знаю… То ли я пустая, то ли муж мой шалапутный.
Женя: В Краснослудку с дядей Ваней съездите, или в область — в Молотов — в женскую больницу, узнайте. Там точно определят.
Александра: Ты что! Боюсь! Вдруг скажут… Александра Алексеевна, скажут, недоделанная вы для женского счастья, бракованная, не ждите никого… Не надейтесь, в общем. Мне тогда в петлю сразу.
Женя: Почему?
Александра: Ивану-то сказать придётся. А он возьмёт и подумает: это чё ж, мне теперь до последнего, до самой смерти без детей, без сына жить? Мужику в перву очередь всегда сына иметь хочется. Вон, твои Витьку народили, дак Пётр-то целую неделю всё село миловал, обцеловывал — не знал куда деваться от счастья такого.
Женя: Ага, перепились и чуть не утонули со сплавщиками.
Александра: Дак от счастья же. Ну, вот… Подумает Иван, затылок почешет, потом вот так за шкирку подымет меня, посадит перед собой и скажет: знаешь что, супруга моя пустобрюхая, люблю тебя, а всё ж таки пойду сейчас к какой-нибудь лахудре сына себе клепать.
Женя: Вот ни в жизнь дядя Ваня ни к кому не пойдёт!
Александра: Пойдё-о-от. Он когда яростный сделается, его ничё не остановит.
Женя: А ты?
Александра: А чё я? Пусть попробует. Коса у нас, как бритва, острая. Как махану литовкой-то… Сначала кобеля моего курносого, потом себя. Такая трагедь закрутится — лучше не начинать. Лучше сразу в петлю.
Женя: А если врачи на дядю Ваню покажут, если из-за него у вас детей нет?
Александра: Маленько полегче, конечно. Я-то ему изменять не собираюсь. С другой стороны, ему, опять же, горе. Передо мной всю жизнь виноватиться ему потом? Зачем? Не хочу я так. А ну их к чёрту, Женечка, больницы эти. Может, судьба ещё смилостивится, может, ещё пошлёт Бог кого. А мы у вас баню истопили, намоемся сегодня. Пойдём, а то накостыляет мать тебе. Видишь, минуты без тебя прожить не может.
