Саня, Ваня, с ними Римас - [2]
Женя принесла из-под куста спелёнутого ребенка.
Мамка-то сама к нам притопала. И Нюра с ней. Эй! Здесь!
Появились Софья и Анна.
Софья: Женька, ты почему удрала-то? Или дел нет — тебя по селу рыскать? (Забирает ребёнка.) Спит?
Александра: Вы передохнуть девке дайте маленько.
Софья: Прям, уработалась. (Рассматривая сына.) Пауты нас не закусали? Нет, вроде.
Женя: Мама, можно я на озеро сбегаю?
Софья: Чего там потеряла?
Александра: Искупаться девка хочет, чего…
Софья: Дома дел невпроворот, она купаться… Вечер же скоро.
Женя: Я быстро, только окунусь.
Софья: И кур домой гони. Опять в овраг умотали. Разок искупаешься и гони их. Слышь?
Женя(убегая). Ладно!
Софья: Её одну слушаются. От меня, от бати разбегаются и всё, а за ней, как дрессированные — бегут, аж с ног друг друга сшибают. Ну, ты посмотри.
Александра: Золотая девка. Жалей её. Ей рябячаться-то осталось — всего ничего.
Софья: А я жалею. Нюрке вон, старшей нашей скажи. Замотала ребятней своей. «Женя, покорми, Женя присмотри, Женя»… Батрачка она тебе, что ли?
Анна: Дак племянница.
Софья: Ну, и воду теперь на ней возить?
Александра: Нюр, а ты чё, опять беременна?
Софья: Нюрка!..
Анна(погладив себя по животу). Заметно, да?
Небольшая пауза
Софья: Ты куда их рожаешь-то?
Александра: На засол. Война вовсю разыгрывается, они детей клепают.
Софья: Вы чё, с ума с Михаилом сошли?
Анна(махнув рукой). Говорят, через три недели кончится.
Софья: Дак прошли уже три недели-то. Считать умеешь?
Анна(ворчит). Три… четыре… Через полгода, самое большое, кончится! Увидите.
Александра: Ага, ага. Уже Минск, всю Беларусь захапали!
Софья: А если год? А если два? Чем кормиться с ордой вашей будете?
Александра: Что ты, Соня?! Какие два?! Полгода! Ей, поди, сам Сталин с Гитлером полгода нагарантировали. Да, Нюра?
Анна: Я что, нарочно, что ли? Как эти… набросились. Не переживаю, думаете?
Пауза.
Александра:(вздохнув). Охохонющки хо-хо. Нет детей — плохо, есть — не знаешь как от холода, от голода, от войн этих проклятых уберечь. Наладится, нет, жизнь когда-нибудь?
Софья(прошла в глубину на край косогора). Чусовая какая сегодня красивая. Гляньте-ка, сверкает вся.
Анна: Саня, может ещё и не докатится до нас… война-то?
Александра: Вообще-то, раньше не докатывалась.
Софья(прикрыв глаза от солнца ладонью). Господи… Губарев! Председатель!
Анна: Где?
Софья: Вон! Внизу! Куда это он так? Аж пятки сверкают.
Александра: Девки, а ведь это бык за ним гонится…
Анна: Жора, по-моему. Жорка, ага.
Софья: Батюшки… Сюда не завернёт? Забодает нас с Витькой.
Анна: Нет. К реке бегут.
Появились запыхавшиеся Пётр и Иван.
Иван: Саня!
Александра: Ох!
Иван: Председателя не видели?
Александра: Напугал, зараза!
Анна: К Чусовой, вон, чешет.
Софья: Петь, бык его гонит!
Пётр: Скорей, Иван. (Убегает.)
Иван: Ждите здесь. (Бежит за Петром.)
Появилась Женя.
Женя: Мама! Кока! Жорка с фермы сбежал! Папа с дядь Ваней его ловят!
Софья: На Витьку, домой бегите. На озеро не пошла?
Женя: Я папу встретила… (Взяла на руки Витьку.) Он про Жору сказал… А ты же с Витей… Мало ли что.
Софья: Ну, молодец. Идите домой, сейчас придём. Отца дождёмся. Идите.
Женя: Ага. (Ушла.)
Александра: Уже не видно их отсюда. О, с фермы скотники бегут…
Софья: Бык, вроде, смирный, никогда ни за кем не гонялся.
Анна: Председателя, видать, не любит.
Александра: Полюбишь такого придурка. (Смеётся.) Уже и скотина в нём разобралась.
Анна: Но. В конюшню к Мише зайдёт, они на него лягаются.
Александра: Зло, поди, на твоём Мишке срывает?
Анна: Но. Косится.
Софья: Фи-и, косится… Пётр с ним каждый день цапается. На ножах живут.
Анна: А чё?
Софья: Делать ни черта не хочет. Водку жрать с уполномоченными, колхоз разворовывать — это да. Сам напортачит, на Петра всё сваливает. Уйди, говорю ему, уйди ты на хрен с этого «завпроизводством». Ему колхоз жалко. Никому не жалко — все специалисты разбежались — ему жалко.
Александра:(идущим к ним Петру и Ивану). Управились?
Иван: Арестовали Жору. Сдали мы с Петькой товарища. Повели… Под конвоем. Идите, посмотрите.
Софья: А кто?
Иван: Дзюба с Филиппычем. Скотники.
Анна: Председателя не вижу… А где он?
Иван: Жорка утопил. (Стаскивает с ног сапоги, вытряхивает воду.) Загнал в реку по самые брови, Губарь и захлебнулся. Петро, дай закурить. И спички — мои отсырели.
Александра: Ты чё такой мокрый?
Иван(закуривая). Труп из реки вытаскивал.
Анна: Захлебнулся? Губарев?
Иван: Но. Новую профессию теперь осваивает. Рыбий пастух!
Анна: Едит твою!
Иван: Такие дела, Нюрок. Магадан Жорке светит, может и расстреляют.
Софья(Анне). Господи… Ты как дитя у нас малое. Верит всему. Ну, ты чё, Нюр?
Все смеются.
Анна(улыбаясь). А я поверила.
Пётр(оглядываясь). Сонь, Витьку куда девала? У тебя же был…
Софья: Женя домой унесла.
Пётр: А-а. Прибегала?
Александра:(подсев к Петру). Он почему на него бросился? Скажи, скажи. Никогда ж никого не трогал.
Пётр: Лезть не надо куда не просят. Фартук хотел снять.
Софья: Какой фартук? С кого снять?
Пётр: С быка. С кого ж ещё?
Софья: Он в фартуке, что ли, ходил?
Александра: В стадо кто его без фартука пустит?
Иван: Елдатёр, Сонь, называется. Из брезента. А ты чё, никогда быка в фартуке не видела.
Софья: Нет.
Пётр: В деревне выросла и не видела?!
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)
Герои пьесы — пожилые люди, которые ни с того ни с сего перетасовывают свои семьи. Подобно кадрили, где танцующие меняются партнерами. Как и в знаменитой комедии Гуркина «Любовь и голуби», эта смешная история происходит в маленьком поселке, где жизнь протекает по своим законам, а любовь остается неизменной.