РАССКАЗ
Ночь. Время теней… Но разве можно разглядеть их в кромешной тьме? Блики света на обнажённых телах — танец страсти. А блики мрака? Кто их видел? Кто может рассказать, как прекрасны и чувственны движения теней в чернильной темноте полночи?
А тени во мраке танцуют, льнут к обнажённой коже любовников, стирают грани между явью и сном… Как тишина поглощает прерывистое дыхание любви, так тени пьют прикосновения, взгляды в никуда, притяжение одного невидимого во мраке существа к другому… И ты слеп, но руки скользят по гладкой коже того, кто в этот миг един с тобой… Сердцу не нужны глаза, чтобы видеть.
Ночь… Время теней…
— Ау! Леся! — позвала Жанна и картинно помахала перед моим лицом растопыренной пятернёй. — Очнись уже! Я тебя пятый раз окликаю.
Вздрогнув, я растерянно улыбнулась ослепительной платиновой блондинке и по совместительству лучшей подруге.
— Прости. Ты что‑то сказала?
— Ох, ты сегодня сама не своя, — раздражённо всплеснула руками та. — Битый час распинаюсь перед тобой, а внимания — чуть. Хотя какое «сегодня»! На прошлой неделе тоже самое было. Влюбилась, ты что ли?!
— Нет! — почти взвизгнула я, чем окончательно ввела подругу в заблуждение.
— Ого! Даже так! И кто он?
— Никто!
— Да тише ты. На нас уже люди оглядываются, — приструнила Жанна, и, склонившись, продолжила шёпотом: — Я его знаю? Не Сергей случаем? Или Игорь?! Только не говори, что Макс! Я такого разочарования просто не переживу.
— Этот пустозвон? — Я возмущенно фыркнула и с деланным энтузиазмом занялась мороженым. — Да скорее ад замёрзнет!
В этом кафе, куда мы заскочили согреться и заодно поболтать о своём, о девичьем, десерты подавали исключительные. И пирожные, и тортики, а мороженое! М‑м‑м… Выше всех похвал. Не какое‑нибудь искусственное — самое настоящее. Его прямо здесь, в кафе делали. При желании, можно даже посмотреть как. Я как‑то ходила, подглядывала за процессом.
Это я к чему — десерт в стеклянной вазочке более чем заслуживал внимания, но уже на третьей ложечке сливочного чуда многозначительный взгляд подруги и её просто‑таки звенящее безмолвие сделали своё дело. Пришлось объясняться:
— Понимаешь… тут дело совсем не в этом. Просто…
Белая фарфоровая чашечка на столе исходила ароматным паром. Запах кофе напомнил о…
— Ну! — почти ложась грудью на столик, прошипела Жанка, первая красавица нашего филфака. — Чего замолчала?! Я же сейчас от любопытства умру! Олеся, солнце моё, продолжай!
— У меня галлюцинации, — выдавила я из себя чуть слышно и стиснула зубы.
— Чего? — непонимания на идеально накрашенном личике подруги было столько, что подумалось: ещё немного, и оно вместе с косметикой вот‑вот прольётся на белую скатёрть.
— Галлюцинации, — усердно рассматривая мороженое, повторила я тихо.
— Шутишь?
— Ничуть.
— Но, Лесь, ты же не куришь, не пьёшь и уж наркотиками точно не балуешься. Надеюсь…
— Откуда сомнения в голосе?! — обиженно вскинулась я. — Если бы я сошла с ума до такой степени, чтобы принимать всякую дурь, уж точно не психовала бы из‑за каких‑то видений!
— Хм… а поподробнее можно? — побарабанив пальцами по голубенькой скатёрке, растерянно протянула подруга. — Не совсем понимаю, о чём ты.
— Я тоже, — призналась я честно и тяжело вздохнула. — Хоть к психиатру иди!
— Давай по порядку, — «включила» аналитика Жанна. — Что, как, когда?
— Давай, — всё же решилась я поделиться своим кошмаром. Хотя… Какой же это кошмар? — Началось всё пару месяцев назад. Помнишь, мы контрольную Семён Палычу сдавали?
— Ещё бы! У него тогда на семейном фронте не ладилось знатно. Мужик словно с цепи сорвался в стремлении поделиться дурным настроением со всем миром и наш курс на ушах стоял.
— Так вот, я тогда сразу семь работ писала…
— Семь?! Я думала четыре! — возмущённо взвыла Жанна. — Ты же себя в таком темпе угробишь! Сколько тебе говорить, девушке неприлично так пахать! Учеба, работа дурацкая, да ещё…
— Не начинай, — отмахнулась я досадливо. — Не я первая, не я последняя. Не у всех же родители зарабатывают достаточно, чтобы оплачивать и учёбу, и квартиру. И даже на бюджетном особо не пошикуешь. Жить на что‑то надо.
Жанка примолкла, хотя и скорчила брезгливую рожицу. Впрочем, её отношение к моим потугам на ниве подработки я и без того знала. И даже понимала в какой‑то степени. Ей, девочке из вполне обеспеченной семьи, не нужно было особенно напрягаться, чтобы иметь и шмотки, и кусок хлеба с маслом на ужин. К тому же, её родители жили здесь, а мои в глухомани.
Мне же, чтобы иметь свой кусок и новые боты на осень, приходилось крутиться. Контрольные и рефераты для сокурсников позволяли худо‑бедно держаться на плаву. Плюс я подвизалась уборщицей в магазинчике автозапчастей неподалёку от института.
Конечно, драить полы по вечерам — не самая престижная и приятная работёнка, но зато одета‑обута и у родителей на тряпки клянчить не приходится. К тому же хозяин магазина позволял после окончания смены пользоваться местной техникой и интернетом. Вымыв полы и протерев витрины, я оставалась допоздна в крохотном кабинетике и, самозабвенно зевая, крапала контрольные, рефераты и курсовые чуть ли не до утра. Благо ключи мне выделили отдельные.
