Эта сказка началась так: за толстыми, крепкими стенами замка родился мышонок. Совсем маленький. У родителей он был последышем, самым младшим ребёнком, причём единственным, кто выжил из последнего помёта.
— Где мои дети? — слабым голосом проговорила измученная родами мама-мышь. — Покажите детей!
Папа-мышь поднял тщедушного мышонка повыше.
— Только один, — ответил он. — Остальные мёртвые.
— Mon Dieu! Мой бог! Только один?
— Да, вот этот. Как ты хочешь его назвать?
— Столько сил потрачено — и всё впустую! — Мать вздохнула. — Такое разочарование! Я в отчаянии!
Мама-мышь была родом из Франции и прибыла в этот замок когда-то давно в багаже французского дипломата. Разочарование и отчаяние были её излюбленными словечками. Она произносила их по самым разным поводам.
— Так ты дашь ему имя? — повторил отец.
— Имя? Ему? Разумеется, дам! А толку? Он всё равно умрёт, как все остальные. Боже, какое разочарование! Какая трагедия!
Мама-мышь поднесла носовой платок к кончику носа, а потом принялась обмахиваться платком, точно веером.
— Так ты настаиваешь, чтобы я дала ему имя? — Она фыркнула. — Что ж, изволь. Я назову его Десперо, потому что в моём родном языке есть похожее слово. Это дитя — именно Десперо, ибо он принёс с собой безмерное разочарование и отчаянье. Где же наконец моё зеркальце?
Муж протянул ей осколок зеркала. Антуанетта — а именно так звали маму-мышь — глянула на своё отражение и ахнула.
— Тулиз, немедленно принеси мою сумочку с косметикой, — велела она одному из сыновей. — У меня чёрные круги под глазами.
Пока Антуанетта подкрашивала глаза, папа-мышь уложил новорождённого в колыбель, на клочья одеял. Апрельское солнце, ещё слабенькое, но напористое, пробилось сквозь окна замка и дальше — через щель в стене и наконец дотронулось своим золотым пальцем до младенца.
Мышата сгрудились вокруг, чтобы рассмотреть новообретённого братца.
— У него слишком большие уши, — заявила сестрица Мёрло. — Я таких ушей в жизни не видела.
— Смотри-ка, папа! — окликнул отца мышонок по имени Ферло. — У него глаза открыты. Ведь это неправильно, да, пап?
Да, это было неправильно. Десперо не следовало открывать глаз. Но он открыл. И увидел, как по потолку, отразившись от маминого зеркальца, побежал овальный солнечный зайчик. Мышонок смотрел на него и улыбался.
— С ним что-то не так, — подтвердил папа-мышь. — Отойдите-ка от него подальше.
Братья и сёстры Десперо поспешно сделали шаг назад.
— Всё, — донёсся с кровати голос Антуанетты. — Этот последний. Больше мышат у меня не будет. Дети — это такое разочарование. Они губят мою красоту. Да-да, губят безвозвратно. Так что больше никаких мышат. Этот — последний.
— Последний, — повторил папа-мышь. — И он скоро умрёт. Он не выживет. С открытыми глазами нельзя выжить!
Но представляешь, читатель, — он выжил.
И сказка наша как раз о нём.
Глава вторая
Такое разочарование!
Десперо Тиллинг выжил.
И само его существование вызвало в мышином сообществе немало пересудов.
— Мельче мышонка я в жизни не видела, — заявила тётушка Флоренс. — Мелок до нелепости. Таких мышат просто не бывает. Уж на что все Тиллинги мелкие, но не до такой же степени! — Тут она снова взглянула на Десперо с прищуром, точно подозревала, что от этого взгляда он попросту исчезнет. — Таких мышат не бывает, — повторила она свой приговор. — Никогда.
Десперо смотрел на тётку, обвив хвостиком задние лапки.
— А уши! Уши-то какие огромные! — воскликнул дядя Альфред. — Не мышиные, а прямо ослиные!
— Неприлично большие уши, — подтвердила тётя Флоренс.
И тут Десперо этими ушами пошевелил.
Тётка аж ахнула.
— Говорят, он родился с открытыми глазами, — шепнул ей на ухо дядя Альфред.
Десперо посмотрел на дядю в упор.
— Так не положено, — отрезала тётя Флоренс. — Ни один мышонок, хоть крошечный, хоть большеухий, не смеет рождаться с открытыми глазами. Так не положено.
— Его папаша Лестер говорит, что он нездоров, — заметил дядя Альфред.
Десперо чихнул.
Он ничего не сказал в своё оправдание. Да и что он мог сказать? Дядя с тётей не ошиблись. Он действительно до смешного мал. У него действительно несоразмерно большие уши. И он действительно родился с открытыми глазами. К тому же он и впрямь получился каким-то хилым: то чихает, то кашляет, поэтому в одной лапке у него всегда зажат носовой платок. И температура у него поднимается довольно часто. От громких звуков он вообще теряет сознание, а ещё — и это больше всего тревожит его родственников — он не проявляет ни малейшего интереса к тому, чем положено интересоваться всем мышам.
Например, он совершенно не думает о пище и не стремится подобрать всякую крошку. Когда его старшие братья и сёстры едят, Десперо просто замирает, склонив головку набок.
— Слышите этот сладкий, этот чудесный звук? — как-то спросил он у родственников.
