В первую субботу июня Пернел вселялась в новое жилище. Помахав на прощание матери и отчиму – они помогали перевезти вещи, – девушка прошлась по гостиной, выглянула в окно на заросшую буйной, неподстриженной травой лужайку. Ее коттедж и соседний обегала неширокая гравийная дорожка – владельцам, обитавшим здесь раньше, родственникам, ничего не стоило перейти из одного дома в другой. Участки между ними разделяла живая изгородь из густого кустарника.
Тот сад, что рядом, содержится в идеальном порядке, сразу заметно. Пернел попыталась подавить чувство обиды, все равно выместить его не на ком – сосед в свой дом на выходные не приехал. Прочь все скверные, расстраивающие ее мысли. Разве, покупая этот дом, она не решила, что не позволит им портить себе жизнь?
А приобрести коттедж она вознамерилась сразу, как впервые его осмотрела и просто влюбилась. «Цена, конечно, кусается, – рассуждала она тогда, – но уж очень хочется заполучить его!» Сколько усилий пришлось приложить, чтобы с помощью матери взять деньги под закладную, преодолеть массу других сложностей… Но Миртл-коттедж во что бы то ни стало должен принадлежать ей!
В декабре прошлого года, когда Пернел проезжала через Чамлей-Эдж в графстве Уилтшир – познакомиться с домом в полумиле отсюда, – эта тихая, сонная деревенька показалась ей самым чудесным уголком на земле. Богатая растительность: могучие дубы и конские каштаны; старые каменные деревенские дома – все такое умиротворенно-безмятежное… Окрестности вряд ли столь же красивы, и надеяться нечего. Но, к полному своему восторгу, Пернел обнаружила, что ошибалась: Миртл-коттедж, вместе с примыкающим к нему Примроуз-коттедж, поменьше, располагался в не менее живописной местности. Никаких других строений поблизости; перед домами – газоны, обнесенные зеленой изгородью, позади – лужайки, обрамленные высокими деревьями.
Когда-то, как потом узнала Пернел, эти два коттеджа составляли один, пока его не унаследовали братья Гудвин. Вполне естественно, думала девушка, что они не стали продавать обжитой дом на этой очаровательной земле, – поделили бы вырученные деньги, и все. А так сделали из одного коттеджа два, соорудив общую стену. Только гаражей почему-то не оказалось, хотя гравийный подъезд удобный, несколько автомобилей спокойно встали бы.
Одному брату отошли, видимо, две трети дома и земельного участка, а второму – только одна треть, это ясно: ведь Миртл гораздо поместительнее Примроуза. После смерти братьев владения их перешли к женам; старшая миссис Гудвин перебралась недавно в приют для престарелых, и теперь Миртл, ее обиталище, продавался.
Пернел подробно изучила дом, прикинула свои возможности его освоить. На втором этаже две спальни, обширная и средних размеров, и ванная комната; кухня, столовая и просторная гостиная – на первом. Все это ей весьма подходит. Но то было полгода назад, в декабре. А сейчас… она наконец оставила ради него родные пенаты. И вот, увы, она на новом месте, глядит в окно совсем небольшой гостиной; спальня в доме всего одна, очень скромных размеров, а столовой нет вовсе. Вообще все здесь вдвое меньше. Затратить столько энергии, одолеть так много препятствий… ради чего? Чтобы стать хозяйкой не основательного, респектабельного Миртла, а всего лишь маленького Примроуза. Ее просто надули!
Она отлично помнит то субботнее утро, когда, все еще под впечатлением прелестного пейзажа, открывавшегося из окон коттеджа, полная планов устройства собственного гнезда, она заехала в агентство по продаже недвижимости кое-что уточнить.
– Ах, это вы! Я как раз пытался связаться с вами!
Совладелец фирмы Руфус Сэйер своими туманными объяснениями разом свел на нет ее радужные мечты. Случилось совершенно непредвиденное: сегодня утром некто предложил за Миртл-коттедж более высокую цену.
– Но ведь мистер Гудвин согласился от имени своей матери принять мое предложение! – возмутилась Пернел. – Он не имеет… – Выражение лица Руфуса Сэйера прервало поток ее красноречия.
– К сожалению, имеет, – сочувственно проворковал он. – До тех пор пока вами и его матерью не подписан контракт, он имеет полное право продать дом тому, кто предложит большую цену.
Пернел пыталась сопротивляться, но безуспешно. Положение нельзя изменить, заверил Руфус. Миссис Гудвин уже в таком преклонном возрасте, что ей не под силу оставаться в коттедже одной. Сын устроил ее в очень дорогой приют, надеется, что она проживет там еще долгие годы, поэтому деньги понадобятся и дом надо продать как можно дороже.
Эти доводы несколько умерили гнев Пернел, но ее собственные планы, ее надежды жить в вожделенном доме… Она никак не могла смириться, отчаянно искала выход.
Неужели ей не удастся ничего для себя придумать?!
– Но, может быть, я… возможно, он… Сколько предложил тот покупатель? Это ведь не секрет?
Не представляя, этично ли задавать такие вопросы, сознавая, что финансовые ее возможности давно исчерпаны, Пернел упорно продолжала сражаться:
– А что, если мне помогут собрать необходимую сумму?..
«О Господи, что я говорю, знаю же – это безнадежно!»
Руфус Сэйер, спокойный, представительный джентльмен лет тридцати, покачал головой, как бы услышав ее мысли, а не слова.
