Джилл Шелдон — автор широко публиковавшихся любовных и приключенческих романов. «Огненное лето» — ее первый роман, написанный для серии «Скарлет».
В 1995 году Джилл успешно участвовала в престижном конкурсе американских писателей-романистов Северо-Западного региона США.
Джилл Шелдон также активно занимается и журналистикой. Ее перу принадлежит много статей и коротких рассказов. Она живет в Южной Калифорнии вместе с мужем и тремя детьми. Является активным членом ассоциации Писатели-романисты Америки.
— У-ух!
Он даже присвистнул от восторга в своем укрытии, вытаскивая портативную видеокамеру, и включил ее.
— Вот это да!
Красные шары пламенели, оставляя за собой огненный след, взметнулись к ночному небу. Земля дрогнула от оглушительного взрыва. Нестерпимый жар пахнул под низко надвинутый капюшон. Из глаз покатились слезы, едкий дым наполнил легкие, а кожа обтянула лицо. Но он не двигался с места, все отступило на задний план. Все, кроме ни с чем не сравнимого зрелища разгула огненной стихии.
Пламя уже охватило все фабричное здание и жадно пожирало его. Через несколько секунд спасать было уже нечего. Огромная крыша треснула и рухнула с оглушительным грохотом, выбросив вверх столб раскаленных искр. Из переполненной эйфорией происходящего груди странного зрителя вырвался удовлетворенный стон.
Лопнуло еще одно оконное стекло. Осколки разлетелись по гравиевому покрытию автостоянки. Он запрокинул голову и беззвучно, как безумный, засмеялся от восхищения, так как не знал в жизни большего наслаждения, чем предвкушение поджога, тщательное его обдумывание, а затем наблюдение за самим пожаром. Единственное, чего еще не хватало для ощущения полного счастья, так это отчаянного танца пожарных, пытающихся что-нибудь спасти. Но они еще не появились.
Неожиданно из ночной тьмы донеслись отдаленные звуки сирен. Он удовлетворенно вздохнул и опустил видеокамеру. Хорошо было бы еще, чтобы остаток крыши не провалился, пока пожарные не вскарабкаются по своим лестницам через окна внутрь дома.
Мрачный наблюдатель усмехнулся, откинул на спину свой капюшон и полез в карман за сигаретой, чиркнул зажигалкой и на мгновение залюбовался ее маленьким дрожащим огоньком.
Пожарные размотали по земле свои шланги и бросились к горящему зданию. Но в этот момент их тревожные крики заглушил еще один взрыв, потрясший полуразрушенный фундамент. Дыхание зловещего свидетеля трагедии от волнения стало прерывистым, а все тело напряглось. Он вновь вынул камеру и навел на горящее здание. Начиналась последняя, финальная, сцена феерического спектакля. Яростные, жадные языки пламени взвились высоко вверх, угрожая жизни тех, кто отчаянно боролся с огнем.
Нет, ничего не могло сравниться с этим зрелищем!
Энн вошла в дом и почувствовала, что у нее вот-вот подогнутся колени под тяжестью нахлынувших воспоминаний. За десять лет здесь мало что изменилось. Вздохнув, она с трудом заставила себя переступить порог, но долго не решалась идти дальше. Из холла были видны кухня, гостиная, дугообразная лестница, ведущая в ее бывшую детскую спальню на втором этаже.
Даже запах остался прежним. Пахло лилиями. В памяти Энн возник образ матери. Он был до того отчетлив, что на какое-то мгновение ей показалось, будто мать и сейчас стоит в кухне с деревянной ложкой в руке, стоит и мягко журит дочь, чтобы та поскорее закрыла наружную дверь от холодного морского бриза.
Мать и отчим любили этот дом. Так же, как и вообще любили особый, характерный для побережья Калифорнии стиль небольшого городка Сан-Рейо с подчиненным ему жизненным укладом. Энн унаследовала эту любовь. В городке почти не было преступности. Большинство местных жителей входило в число так называемых «белых воротничков». Энн и ее брат Джесси не имели понятия о том, что такое границы. Для них таковыми всегда были сам океан и высокая горная цепь.
Детство Энн напоминало волшебную сказку. Любовь, смех и уважение — все это было у нее в изобилии. Ни разу не посетило ее сомнение в своей значимости и будущем исключительно важном месте в жизни.
И вот теперь Энн оказалась совсем одинокой. Мать и брат давно умерли, а ей приходилось заниматься куда более практическими делами, нежели блуждание в мире грез. К тому же Росс решил продать дом. Он написал Энн, что больше не может в нем жить, так как не в силах выносить боль связанных с ним воспоминаний. Поэтому Росс приглашал Энн приехать и взять оттуда все, что ей хотелось бы сохранить на память.
Энн сделала шаг вперед и решительно направилась на кухню, превозмогая щемящую боль в сердце при виде когда-то ярких, а теперь поблекших цветов, изображенных на обоях. Снова возник перед ней, как живой, образ матери.
Она рассеянно опустила сумку на стол и осмотрелась. Росс, очевидно, был на работе, и Энн с сожалением подумала, что надо было предварительно ему позвонить. Но ведь ей хотелось самой совершить это как бы новое знакомство с домом!
Росс очень хорошо понимал, что все эти годы тяжелые воспоминания не позволяли Энн даже подумать о возможности возвращения, и поэтому сам время от времени приезжал к ней повидаться. Своего родного отца Энн никогда не видела. Он умер еще до ее рождения. Росс целиком заменил его. И, как настоящий отец, заслуживал куда большего внимания со стороны своей падчерицы, нежели та ему оказывала. Но это было свыше ее сил.
