Уважаемое собрание!
Глядя на присутствующих здесь, я начинаю думать, что среди нас не так уж много людей, которые способны размышлять над нашей темой — я имею в виду ненависть — на основе самокопания, «изнутри», как над состоянием души, ими самими пережитым. Очевидно, что все мы лишь с беспокойством наблюдаем за этим феноменом и пытаемся осмыслить его извне. Это относится и ко мне: среди моих отрицательных черт, которых, конечно же, предостаточно, на удивление отсутствует способность ненавидеть. Поэтому и я размышляю о ненависти всего лишь не как сопричастный ей, но как очень обеспокоенный наблюдатель.
Перебирая в памяти тех, кто лично меня ненавидел или ненавидит, я прихожу к выводу, что всех их объединяют свойства, сопоставление и анализ которых позволяют дать пусть и самое общее, но тем не менее вполне определенное объяснение владеющей ими ненависти.
Прежде всего этих людей нельзя считать пустыми, пассивными, равнодушными, апатичными. Мне кажется, что в их ненависти проявляются какая-то большая и по самой своей сути неутолимая страсть, какое-то неисполненное и в принципе неисполнимое желание, какая-то отчаявшаяся амбиция. Это внутренняя сила сугубо активного характера, которая своего носителя снова и снова на что-то нацеливает, куда-то влечет, так сказать, захлестывает. Я решительно не могу считать ненависть простым отсутствием любви и гуманности, вакуумом человеческой души. Напротив, она имеет много общего с любовью и прежде всего присущую ей устремленность на другого, зависимость от него, даже прямое делегирование ему части своей собственной идентичности. Как влюбленный тянется к предмету своей любви и не может без него обойтись, так ненавидящий тянется к ненавидимому. Как и любовь, ненависть в конечном счете есть выражение жажды абсолюта, хотя и трагически извращенное.
Люди ненавидящие, насколько я мог разобраться, это люди с постоянным, неискоренимым и глубоко не соответствующим действительному положению вещей чувством нанесенной лично им обиды. Они хотели бы пользоваться всеобщим уважением и любовью, но постоянно терзаются от болезненного сознания, что окружающие вовсе не благодарны им, несправедливы к ним, не только не почитают и не любят их, как должны бы были, но вообще не обращают на них внимания.
В подсознании ненавидящих дремлет извращенное чувство, будто они обладают истиной в последней инстанции, и это превращает их в своего рода сверхчеловеков, чуть ли не в богов, и поэтому-де они заслуживают всеобщего признания, всеобщего подчинения и лояльности, если не прямо слепого повиновения. Они хотели бы быть центром вселенной, и их раздражает и уязвляет, что мир не видит и не признает их своим центром, что он вообще их не слишком-то замечает, а может быть, даже и подсмеивается над ними. /
Они похожи на избалованных или плохо воспитанных детей, которые убеждены, что мать только для того и существует на свете, чтобы их боготворить, и сердятся на нее, если время от времени она уделяет внимание кому-нибудь или чему-нибудь другому, например, сестрам и братьям, мужу, книге, работе. Все это они воспринимают, как несправедливость, травму, покушение на них самих, словно бы этим ставится под сомнение их собственная значимость. Внутренний заряд, который мог бы стать любовью, оборачивается ненавистью к предполагаемому источнику травмы.
Ненависти — равно как и несчастливой любви — присуща своего рода отчаянная трансцендентальность: ненавидящие люди хотят достичь недостижимого и беспрерывно гложут себя из-за невозможности этого, причем препятствует им, как они убеждены, подлый окружающий мир. Ненависть— дьявольское свойство падшего ангела; это состояние души, желающей стать Богом, она даже верит, что она и есть Бог, и постоянно мучается от того, что она все же не Бог, что не может им стать. Это свойство создания, ревнующего к Богу и снедаемого чувством, что путь к Божьему престолу, на котором ему предназначено восседать, преграждает несправедливый мир, состоящий в заговоре против него.
Причину своего метафизического неуспеха ненавидящий человек совершенно не способен увидеть в себе самом, в тотальной переоценке самого себя. В его глазах всему виной окружающий мир. Но это виновник абстрактный, неопределенный и неуловимый. Его надо персонифицировать, ибо ненависть —как сугубо конкретный порыв души — нуждается в конкретной жертве. И вот ненавидящий человек находит конкретного виновника. Поскольку речь идет о своего рода заместителе виноватого, то он может быть случайным и легко заменяться другим. Я обратил внимание, что для ненавидящего ненависть как таковая важнее, чем ее объект, что объекты он может довольно часто менять, ничего не меняя в своем к ним отношении. И это вполне понятно: ведь он испытывает ненависть не к данному конкретному человеку, а к тому, чем ему этот человек представляется—нагромождению препятствий на пути к абсолюту, к абсолютному признанию, к абсолютной власти, к тотальной идентификации с Богом, истиной и мировым порядком. Ненависть к ближнему выступает как физиологическое овеществление ненависти ко вселенной, которая воспринимается как конечная причина собственного неуспеха.