— Ровно сто? Вы уверены? — голос Холмса был ровен и тих, поза расслаблена, и лишь сверкнувшие из-под полуопущенных век глаза выдавали скрытое напряжение.
— Тютелька в тютельку. Восемь дюжин и еще четыре пуговицы, десять футляров по десять штук. Это же Европа, сэр! — миссис Тревер негодующе фыркнула и поджала губы, призывая нас разделить ее возмущение тем обстоятельством, что где-то еще существуют дикари, до сих пор использующие варварскую десятичную систему счисления.
Холмс впился зубами в незажженную трубку и какое-то время молча разглядывал нашу гостью, величественно застывшую в центре гостиной. Эта грозная женщина держала в страхе всю дворцовую прислугу, от самой последней горничной до хранителя королевской печати, и даже сам Майкрофт Холмс упоминал о ней не иначе как с опасливым уважением. Она ничуть не утратила грозного величия и сейчас, когда обстоятельства сложились не самым приятным для неё образом — одна из её подопечных была заподозрена в краже тех самых драгоценностей, хранить и беречь которые должна была в силу служебных обязанностей.
Положение осложнялось тем обстоятельством, что пуговицы были предназначены для платья, в котором Её Величество намеревалась открыть новогодний бал на Зимней Выставке Национальных Достижений — событие скорее политическое, нежели увеселительное, и потому пропажу столь важного аксессуара вряд ли удалось бы скрыть от внимания общественности.
Пока что подозреваемая в преступлении старшая горничная Элизабет была заперта в одном из внутренних помещений под надежной охраной, и служба безопасности допрашивала ее подруг и знакомых. Остальная прислуга — в том числе и сама миссис Тревер, к немалому ее неудовольствию — тоже была подвергнута этой унизительной процедуре, но признана непричастной и отпущена. Чем и не преминула воспользоваться, немедленно явившись с визитом в восточные доки, где был припаркован наш «Бейкер-стрит 21Б». Сесть она отказалась с таким видом, словно ей предложили бог знает какое непотребство, до чашечки чая тоже не снизошла, предпочтя сразу перейти к делу и потребовать от моего знаменитого друга немедленно восстановить попранную справедливость.
Миссис Тревер была уверена в невиновности Элизабет.
— Она хорошая девушка, сэр, и слишком дорожит работой. Скромная и добрая. Может быть, она и не слишком умная, но зато очень исполнительная, а это куда важнее. Вовсе не такая, как большинство современной прислуги, мнящей о себе невесть что и одевающейся не пойми как…
При этих словах, произнесенных тоном Крайнего Неодобрения, наша очаровательная секретарша полыхнула зелеными глазищами и возмущенно покраснела. Но ничего не сказала, и затянутую в лаковый сапог ногу со спинки кресла все-таки убрала. А ведь миссис Тревер на нее даже и краем глаза не покосилась, и вообще до той минуты я был уверен, что неслышно вошедшая вслед за посетительницей мисс Хадсон осталась тою совершенно незамеченной. Вот что значит настоящий британский стиль!
Признаюсь, поначалу я был склонен счесть это дело скорее забавным курьезом, чем серьезным преступлением, достойным гения моего друга. Подозреваю, что и сам Холмс придерживался такого же мнения. Действительно, что может быть комичнее кражи пуговиц, пусть даже это и пуговицы из Букингемского дворца? Но миссис Тревер быстро развеяла наши заблуждения.
— Это не простые пуговицы, сэр. Скорее, нашиваемые на лиф украшения в виде снежинок с крупным бриллиантом по центру и шестью более мелкими на кончиках лучей. Все камни чистейшей воды, так что общая стоимость превышает двести пятьдесят фунтов стерлингов, так-то, сэр!
Мисс Хадсон удивленно присвистнула. Я не слишком одобряю новомодные привычки нашей чересчур эмансипированной секретарши, но тут и сам был готов последовать ее примеру. Мне довелось какое-то время вкушать радости брака, и потому я, конечно, знаю, что женщины тратят на свои наряды гораздо больше времени и средств, нежели представители сильного пола. И уж если даже моя скромная, ныне давно покойная Мэри не раз ввергала меня в искреннее недоумение астрономическим счетом за какую-нибудь совершенно никчемушную шляпку, то уж что говорить о других, более ветреных и менее скромных особах? Но чтобы даже Её Величество… нет, поистине — женщины выше моего понимания!
Так же, как и пуговицы, ценою более двух с половиной фунтов за штуку…
Злополучное платье, на лиф которого их предстояло крепить, было доставлено во дворец три недели назад из Парижа, что само по себе уже оказалось на грани скандала, ведь ранее весь гардероб поставлялся королевскому семейству исключительно отечественными модными домами. Но конкурс на лучшую новогоднюю модель был самой королевой объявлен открытым и анонимным, и потому участие в нем иноземных домов моды не только ожидалось, но и приветствовалось. Чего не ожидалось совершенно, так это того, что кто-то из этих иноземцев сумеет превзойти лучших британских модельеров. Победа никому неизвестной француженки по имени Габриэль Бонёр стала для многих настоящим шоком.
Но последнее слово было за Её величеством, и для воплощения в материале оказалась отобрана поначалу мало кому понравившуюся модель — довольно простая, с узкой юбкой и приталенным жакетом из серебристого шелка, без воротника и привычных оборок. Единственным украшением должны были служить те самые пуговицы в виде снежинок.
