МОЯ ДЕРЕВНЯ
Пьеса в восьми картинах
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
К а н а х и н А л е к с а н д р Ф е о д о с ь е в и ч — крупный руководитель.
Н и к о л а й А м в р о с и е в и ч — на ранг ниже Канахина.
Р о д и о н о в А л е к с е й П е т р о в и ч — писатель, журналист.
Ч е ч е т к и н С а н С а н ы ч — председатель колхоза «Восход».
В и т ь к а Ж у ч о к — тракторист.
Л а п и н Ф е д о р А р и с т а р х о в и ч — на ранг выше Канахина.
С а в е л и й И л л а р и о н о в и ч (вернее, его голос) — на два ранга выше Канахина.
П а р а ш и н Г а в р и л а Н и к о л а е в и ч — предшественник Канахина.
Т а н я — секретарь Канахина.
Ш у м о в П а л П а л ы ч — председатель колхоза «Залесье».
Т о б о л ь ц е в а Л и д и я М а т в е е в н а — ответственный работник.
Т е т к а В а р я — пенсионерка, бывшая колхозница.
М а ш е н ь к а — колхозница.
С а м о й л о в а З и н а и д а М и х а й л о в н а — парторг колхоза «Восход».
А н д р ю ш а — сын Жучка.
Ф и л я — прораб.
С т р о и т е л и. К о л х о з н и к и.
Действие происходит в наши дни в одном из районов Нечерноземья.
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Огромных размеров кабинет. За тремя большими окнами — панорама большого города. На стене висят портреты Гоголя, Некрасова и Белинского. За просторным столом сидит с безразличным видом П а р а ш и н. Смотрит, как рабочие снимают одни портреты и на их место вешают другие — Лермонтова, Пушкина и Толстого. Посмотрел на столик, что стоит рядом с креслом-вертушкой. На столике разных цветов телефоны.
П а р а ш и н. Все не мое теперь. Все чужое. Теперь на острова. В эх-Заречье. К соловьям. Рыбку на костерке коптить.
Входят К а н а х и н и Л а п и н. Рабочие еще возятся с портретами.
Ну, все хозяйство осмотрели? Как просили — так все и переоборудовали для вас. А мне теперь в эх-Заречье. К соловьям. Рыбку коптить.
Л а п и н. Старикам везде у нас почет.
П а р а ш и н. Ну что отворачиваешься, Александр Феодосьевич? Или что не так? Ты уж говори, пока я здесь. А то нынче же тю-тю. На острова. К соловьям. Рыбку коптить.
К а н а х и н. Нет. Отчего же. Все, как сговорились.
Л а п и н (Парашину). А бюро-то тебя аплодисментами проводило.
П а р а ш и н. Как-никак, а кое-что сделано. Теперь на островок. Соловьи. Рыбка. (И вдруг что-то кольнуло внутри. Он схватился за поясницу.)
Его подхватили рабочие. Он с гримасой боли идет к двери.
Вот и соловьи с рыбками. Сгорел. Пока.
Его уводят.
Л а п и н. Сгорел старик на работе.
К а н а х и н. Но и незавершенки оставил — будь здоров. Дел — конь не валялся.
Л а п и н. Ну, тебе и карты в руки. А смотри, на бюро-то… тебя аплодисментами встретили… Знают… (Посмотрел на портреты.) И в таком окружении… А кстати… Это не твои художества? Видел в книжном новинку: А. Ф. Канахин. «Горизонты Нечерноземья».
К а н а х и н. Опомнились, Федор Аристархыч! Я уже четвертую книгу выпускаю.
Л а п и н. Это хорошо. Но только очень не увлекайся. Для того чтобы писать, нужно… это самое…
К а н а х и н. Знаю! Талант!
Л а п и н. Да при чем тут талант! Я вон сейчас настрочу, не вставая с кресла, три десятка тебе. Время нужно. Время! А у нашего брата со временем всегда швах. И еще Савелий Илларионович не любит это дело. Не приветствует. Раз ты пишешь — значит, тебе заняться нечем. Выходит, что бездельник. Ты видел этих «профессионалов»? Руки в брюки и мотаются по всей стране. «Авторские вечера». Да я таких вечеров могу сотню сразу сработать. В общем, не любит он этого дела.
К а н а х и н. Не может быть, чтобы он ничего не любил. Есть и у него что-то любимое.
Л а п и н. А кто же говорит? Безусловно? И это естественно! «Память сердца»!
К а н а х и н. Шелкоткацкий комбинат?
Л а п и н. Точно. Его детище.
К а н а х и н. Ну как так? А Морозов?
Л а п и н. Да Савушка оставил хозяйство с машинами прошлого века.
К а н а х и н. Но они же до сих пор работают, и продуктивно.
Л а п и н. Увидишь. Савелий Илларионович не напрасно в Голландию-то съездил. Скоро его любимец перейдет на новое оборудование. Ты помни, Александр Феодосьевич! Ты ему в этом деле не перечь, а наоборот. Ведь Савелий Илларионович сюда мальчонкой в подсобники бегал. С тех пор его детище — комбинат.
К а н а х и н. Ну, ясное дело. А как насчет тонкосуконной фабрики? Ведь там у нас…
Л а п и н. Это как чирей на неудобном месте! И что вы все — «тонкосуконная»! Средняя фабричка, а вы ее все напоказ. Для вас на первом месте должен быть комбинат. Он на виду! Он образец!
Телефонный звонок. Канахин не обращает на него внимания.
Александр Феодосьевич! Иди! Отвечай! Теперь ты тут полновластный!
Канахин поднимает одну трубку, другую, но телефон перестал его вызывать.
К а н а х и н. И чего их столько понаставили? Запутаться можно.
Л а п и н. Привыкай к большому развороту. Этот — прямой — со мной. Этот — Савелий Илларионович. Ну этот…
К а н а х и н. Понятно.
Л а п и н. По этому будешь проводить планерки. Вот городской по районам, внутренний. А вот самый главный, аж туда… (Прошелся по кабинету.) Хорошо. Просторно. С достоинством. Так и надо.
Телефонный звонок. Канахин берет трубку.
Да не эту, Феодосьич. Вон ту, красненькую. Ну, постепенно привыкнешь.
К а н а х и н