Глава первая,
в которой Отто ничего не может спеть, а меня так и тянет расхохотаться
Отто как-то сказал, что мы слишком хорошие мальчики. С тех пор я всё думаю об опасной жизни. И прав ли Отто. И что делать, если он прав. Потому что нельзя же с этим просто так смириться.
Сказал он это, конечно же, не с бухты-барахты, а по поводу. Дело было так.
Сидели мы на уроке музыки. Музыку у нас ведёт фрау Шютц, и это очень скучно. Мы поём песни, которым лет сто тридцать, не меньше. А то и все двести. Пол-урока мы делаем упражнения для развития голоса: то глубоко дышим, то трясёмся, то тянемся. Иногда всё это до того нелепо, что меня разбирает хохот и петь я больше не могу. Отто петь не может в любом случае, потому что не попадает в ноты. Он просто гудит и надеется, что никто этого не заметит. Но фрау Шютц замечает и каждый раз говорит: «Отто, не надо гудеть, давай пой!» Тогда Отто принимает обиженный вид и заявляет: «Я стараюсь как могу!» И меня снова разбирает смех.
В тот раз у нас оставалось ещё пятнадцать минут времени, и фрау Шютц сказала:
– У меня для вас сюрприз!
В моей голове взвыла сирена, потому что в последний раз, когда у неё был для нас сюрприз, она встала перед классом и во весь голос запела что-то из рождественского концерта, который как раз репетировала со своим хором. Поначалу было ещё ничего, но постепенно её голос стал звучать всё выше и выше, она поводила руками, широко разевала рот, и, как раз когда фрау Шютц взяла особенно высокую ноту, я не выдержал и засмеялся.
А что я мог поделать? Это как припадок. Смех начинает булькать где-то в груди, и я честно пытаюсь его подавить. Но он ползёт всё выше и выше, я крепко сжимаю губы, пытаюсь подумать о чём-нибудь грустном, но – бдыщ! – смех выплёскивается наружу. Как река, вышедшая из берегов. Или что-то в этом роде.
Так вот оно и вышло. В самую торжественную минуту, на самой высокой ноте зазвенел мой смех. И как только засмеялся я, засмеялись и все остальные. На том рождественский концерт и кончился. Фрау Шютц замолчала, собрала сумку и ушла. Вид у неё был какой- то нерадостный. Я хотел объяснить ей, что дело тут вовсе не в ней, но, наверное, она бы всё равно мне не поверила.
Но теперь уже почти лето, и я очень надеялся, что рождественский гимн нам всё-таки не грозит. И действительно, фрау Шютц попросила нас задёрнуть шторы, а Отто – открыть «Ютуб» на смарт-доске. У нас по всей школе смарт-доски – это, конечно, очень круто. Если б только ещё учителя умели с ними обращаться. А то ведь они совершенно не умеют. Одни полчаса ругаются, пытаясь запустить это чудо техники, физиономии у них становятся багровые, но толку ноль. Другие с важной миной ищут какое-нибудь стихотворение в «Гугле», а найдя, с самым торжественным видом проецируют его на стену. Недавно зажёг герр доктор Вильмрот, который принял смарт-доску за обычную, просто белую, и стал черкать по ней маркерами. На вопли учеников он не обращал никакого внимания. Только когда ему понадобилось что-то исправить, а стереть написанное не удалось, герр Вильмрот заметил свою ошибку. Увы, слишком поздно.
Так что на этом фоне фрау Шютц ещё ничего: во всяком случае, она слышала про «Ютуб» и у неё хватило здравого смысла перепоручить это дело ученику. Отто вышел к доске, два раза в неё ткнул, и «Ютуб» открылся. Фрау Шютц смотрела на Отто с искренним восхищением. Чего Отто на уроках музыки вообще-то обычно не удостаивается. Отто хотел было вернуться на своё место, но учительница схватила его за рукав.
– Вбей, пожалуйста, «Братуха Берлин», – попросила она.
Отто ввёл эти слова в строку поиска, и на смарт-доске появилось изображение мальчишки южной наружности, привалившегося к сверкающему чёрному «БМВ».
– Спасибо, – сказала фрау Шютц. Видимо, чувствовала себя в силах самостоятельно нажать на «плей».
Задёрнув занавески, она запустила видео. Мальчишке было лет четырнадцать, и после короткого вступления он вразвалочку двинулся по улице, при этом распевая во всё горло:
Я Братуха Берлин,
Рэпер номер один,
Рэп – мой лучший друган,
Ведь я чёткий пацан.
Я Братуха Берлин,
Ты не лезь без причин,
В морду двину, баран,
Ведь я чёткий пацан.
И всё в таком духе. Через пару минут я уже мог подпевать.
В классе воцарилась полная тишина. Даже Карло перестал кидаться в Мари комочками бумаги. Мальчишка на видео был крут, ничего не скажешь, и при этом все- го на пару лет старше нас. В последней сцене он дал пять парню постарше и опять сообщил:
Я Братуха Берлин,
Шкалит адреналин,
Моя жизнь – сплошной фан,
Ведь я чёткий пацан.
Ухмыльнулся в камеру, развернулся и не спеша зашагал со своими корешами прочь по улице.
Фрау Шютц успешно остановила видео и выжидательно воззрилась на нас.
– Понравилось? – поинтересовалась она.
– Ничего так, – отозвался Карло.
– Круть! – воскликнул Отто.
– Махмуду тринадцать, он сам записал и смонтировал это видео, – сказала она. – На «Ютубе» у него уже сто двадцать тысяч посмотров или как там это называется.
– Просмотров! – подсказали мы.
– Не суть. Я хочу, чтобы вы сочинили и исполнили перед классом свой собственный рэп. Можете разбиться на группы по двое или по трое, тогда петь может кто-то один из группы. Речь должна идти о чём-то таком, что волнует лично вас.
