Мой друг Отто - [5]

Неудивительно, что, когда в Отто кучу раз попали, он заявил, будто ему плохо. Герр Ниндорф бросил на него взгляд, ясно говоривший: «Не верю!» – но всё-таки отправил на скамейку. Отто удалился с выражением страдания на лице. Которое мигом исчезло, едва он сел. И сменилось задумчивостью. Зачем вообще Отто нужна физкультура, если думать ему удаётся гораздо лучше, чем заниматься спортом?

Мне несколько раз прилетело от Яна-Никласа, которому доставляет удовольствие швырять мяч со всей силы. Ян-Никлас играет в баскетбол и любит похвастаться своими умениями. К сожалению, отомстить ему невозможно, так как мяч он попросту ловит и кидает обратно с ещё большей свирепостью. После урока я себя чувствовал так, словно меня поколотили. Тут даже герру Ниндорфу, похоже, стало не всё равно, потому что он отозвал Яна-Никласа в сторонку. И, судя по физиономии нашего баскетболиста, ничего приятного тот не услышал.

После физкультуры настроение у Отто резко улучшилось, и на перемене он заявил, что хорошенько обдумал операцию «Как досадить Хотте Циммерману». И что ему в голову пришла идея, которую надо обсудить. Завтра. Потому что сегодня они с мамой пойдут покупать новые ботинки. Но в среду у нас семь уроков, а потом у меня ещё и занятие по фортепиано. А в пять у Отто йога.

– И кончается она только в семь, – сказал он.

Из спортзала вышел Ян-Никлас, вид у него был безрадостный. Он смотрел себе под ноги и пинал маленький камушек.

– Зачем тебя герр Ниндорф подзывал? – поинтересовался я.

Он бросил на меня злобный взгляд.

– Якобы я слишком сильно бросаю мяч.

– Но это же правда, – отозвался я. – У меня вон до сих пор всё болит.

– Слабак! – фыркнул Ян-Никлас и потопал дальше. Я хотел сказать ему пару ласковых, но Отто потянул меня за рукав.

– Да плевать, – сказал он. – Что делать-то будем?

Я на секунду задумался и предложил:

– Давай я позвоню музычке и скажу, что заболел.

Отто кивнул:

– А я прогуляю йогу. Тогда у нас будет целых полдня!

На следующий день после школы мы встретились в четыре. Это, конечно, ещё не самая опасная и отвязная жизнь, но с чего-то же надо начинать. В конце концов, прогуливать музыку или спорт нам строжайше запрещено. Такое ощущение, что наши родители твёрдо убеждены: стоит нам полчаса провести за компьютером, как мы тут же превратимся в невеж и тупиц. Хотя сами только и делают, что за компьютером сидят. Во всяком случае, мама Отто с её дурацким мамским блогом. А моя даже за ужином читает письма, которые сыплются ей на электронную почту. Если так посмотреть, то она в интернете проводит куда больше времени, чем я!

Встречаться дома явно было не очень хорошей затеей, и поскольку погода стояла хорошая, мы договорились пересечься на детской площадке. Она у нас новая и большая, со здоровенными паутинками и деревянными замками. Если б там ещё мамаш не было. И папаш.

Мамаши – и папаши – приходят сюда с маленькими детьми. (Маленькие – это все, кто младше восьми.) И смотрят на нас с подозрением, как будто их лапушкам угрожает опасность только потому, что мы залезем с ними на одну и ту же горку. У них всегда при себе здоровенные сумки с водичкой, яблочками и печенюшками, и всякий раз, когда малявка подбегает к маме, ей суют что-нибудь в рот. Если один ребёнок у другого украдёт лопатку, дело сразу пахнет жареным. Потому что мамочка Лили-Табеи подойдёт к маленькому Финну-Момо и приторным голосом попросит: «Пожалуйста, малыш, верни лопатку». Тут же подоспеет папа Финна-Момо и заявит: «Вот Финн-Момо всегда уступает другим детям свою лопатку, а Лили-Табея пусть учится делиться». Слово за слово – начинается свара. Лили-Табея и Финн-Момо за это время, как правило, успевают помириться. Но кого это интересует.

Верхушка паутинки особенно хороша тем, что малышня туда просто не залазит. Родители стоят внизу, смотрят с опаской и кричат: «Не лезь так высоко!» – потому что боятся, как бы мы не свалились на голову их деточкам. Как будто нам это надо. Мне, во всяком случае, точно не надо. За Отто не скажу.

В общем, устроились мы на самом верху. Светило солнце, пестрели листочки – вид был великолепный. А великолепный вид очень благотворно влияет на мозги.

– Я всё обдумал, – заговорил Отто. – Нужно спрятать какую-нибудь вещь, которая для Хотте Циммермана очень важна. Спрятать – это всё-таки не украсть, а разъярится он будь здоров.

Таким образом, у нас появился фундамент. А фундамент – это самое главное, утверждает мой дедушка. Обычно он так говорит, наворачивая бутерброды с ливерной колбасой, перед тем как опрокинуть стопочку этой гадости – шнапса.

– Шнапс, – сказал я. – Мы спрячем его шнапс.

Глава пятая, в которой речь идёт о шнапсе и о рэпе

Дело в том, что Хотте Циммерман большую часть времени немножко под хмельком. Когда заходишь к нему в магазин, там попахивает шнапсом. Не то чтобы он на ногах не стоял или всё такое – скорее он передвигается с избыточной осторожностью, словно в любой момент какая-нибудь часть тела может его подвести.

Бутылки он обычно держит под прилавком, и я пару раз видел, как Хотте наливает себе шнапсу в здоровенную кружку. На продажу у него идут ёмкости поменьше – наверное, ради экономии места. Весь магазин «На углу» немногим больше моей комнаты.