Когда приходят дурные вести, большинство женщин моего общественного положения могут позволить себе изящно упасть на диван; чашки китайского фарфора выскальзывают из их пальцев на ковер, волосы красиво выбиваются из-под шпилек, а четырнадцать накрахмаленных нижних юбок сминаются, издав мягкий хруст. Я не из таких. Леди, муж которой чересчур занят тем, что пишет портреты богатых меценатов – большинство из которых, так уж случилось, женщины, – и поэтому забывает, что у него есть семья, имеет больше общего с девицами, рыскающими по грязным улочкам Корлеас Хука,[5] чтобы помочь морячкам расстаться с их долларами, чем с дамами своего круга, пусть даже моя внешность говорит об обратном.
Как ужаленная осою лошадь, эта мысль взбрыкнула у меня в голове во второй половине дня в редакции «Нью-Йорк Ивнинг Миррор». Я как раз слушала анекдот о двух тупых уроженцах Индианы, который рассказывал редактор, мистер Джордж Поуп Моррис.[6] Очевидно, он тянул время, не желая сообщать мне новости, которые, я знала, будут плохими. Но я все равно радостно смеялась над детским анекдотом, смеялась, даже задыхаясь от миазмов, испускаемых его чрезмерно напомаженными волосами, открытой баночкой клея на столе и стоящей слева от меня клеткой попугая, нуждавшейся в срочной чистке. Я надеялась умаслить его, как проститутка умасливает потенциальных клиентов, приподняв краешек юбки.
Я нанесла удар, когда мистер Моррис все еще хихикал над собственным анекдотом. Продемонстрировав зубы, особенно тщательно вычищенные перед тем, как встретиться с издателем после двадцати двух дней обоюдного молчания, я сказала:
– По поводу стихов, которые я послала вам в январе… – И замолчала, с надеждой расширив глаза: это мой эквивалент приподнятой нижней юбки. Раз уж я должна стать независимой, мне нужен собственный доход.
Ни один морячок, рассматривающий пару ножек, не выглядел так подозрительно, как мистер Джордж Поуп Моррис в этот миг, хотя некоторым из них и удалось добиться таких же успехов по части туалета, например укладки волос. Никогда доселе столь величественная клумба кудрей не создавалась на человеческой голове без помощи подкладок и валиков. Это выглядело так, словно он использовал в качестве лекал для прически собственный цилиндр. Вдобавок, умышленно или случайно, один крупный завиток отбился от общей массы и свисал теперь на лоб, как студенистый рыболовный крючок.
– Может быть, вы потеряли их? – легко спросила я. Возможно, ему будет проще возложить вину на своего партнера. – Или это сделал мистер Уиллис?[7]
Его взгляд скользнул вниз, к моему бюсту, не обнаружил там ничего, кроме плаща, и разочарованно вновь переместился на лицо.
– Сожалею, миссис Осгуд, но, честно говоря, это не то, что нам нужно.
– Уверена, ваши читательницы получат истинное наслаждение от намеков на любовные отношения в моих описаниях цветов. Мистер Руфус Гризвольд был так добр, что включил несколько моих стихов в свою последнюю антологию. Возможно, вы слышали об этом?
– Мне известны антологии Гризвольда. Они всем известны – он добился этого. Никогда не мог понять, как этот мелкий забияка умудрился стать таким авторитетом в поэзии.
– Угрожая смертью?
Мистер Уиллис рассмеялся и погрозил мне пальцем:
– Миссис Осгуд!
Быстро, чтоб не упустить его, я сказала:
– Моя книга, которую издал мистер Харпер, «Поэзия цветов и цветы поэзии», неплохо продавалась.
– Когда это было? – рассеянно спросил он.
– Два года назад. – Не два, а четыре на самом деле.
– Так я и думал. Цветы – это не то, что нынче продается. Сейчас всех интересуют вызывающие трепет истории. Мрачные, полные ужасов.
– Вроде птичьих стихов мистера По?
Он кивнул, и его напомаженный завиток подпрыгнул.
– На самом деле, да. Продажи возросли, когда в конце января был выпущен «Ворон». На прошлой неделе мы переиздали его с таким же результатом. Подозреваю, его можно будет издать еще раз десять, а читателям все будет мало. Они просто с ума сходят по «Ворону».
– Понимаю.
В действительности, я не понимала. Да, я читала это стихотворение. После того как в прошлом месяце оно появилось в печати, его прочел весь Нью-Йорк, включая немца, продающего газеты в Виллидж. Не далее как сегодня утром, когда я спросила, бывают ли у него свежие номера «Миррор», он усмехнулся и с акцентом ответил:
– Никогта!
Моя лучшая подруга, миссис Джон Рассел Бартлетт, вхожая в тесный кружок нью-йоркских литераторов благодаря супругу, книготорговцу и издателю, выпускающему книги малыми тиражами, никак не могла угомониться насчет мистера По. Она нацелилась на знакомство с ним с тех самых пор, как «Ворон» увидел свет. По совести сказать, я думала, что сегодня утром в редакции я смогу составить собственное представление об этом удивительном господине, который является редактором и автором статей в «Миррор».