Они сидели в гостиной, которую оба всей душой ненавидели, но каким-то образом одновременно и любили, – а куда денешься? Они – это муж и жена, в браке породившие двоих детей – сперва мальчика, потом девочку. День завершился, дети наконец-то спят или, во всяком случае, разложены по кроваткам, а они сидят, молчат и силятся придумать, что сказать, чтобы не сидеть совсем тупо, хотя говорить им не о чем, разве что устроить перепалку вроде тех, что случаются между ними частенько.
– Я тут, когда гуляла с дочкой, встретила жену Чарли, – говорит наконец женщина. – А ты, когда гулял с мальчиком, кого встречал?
– Никого не встречал. А кто это – жена Чарли?
– Как кто? Элен. А ты, можно подумать, не видел ни одной девушки?
– Одну видел, она стояла на углу, ждала трамвая.
– И как она? Вместо меня подошла бы?
– Ну, если на разок-другой – может быть, только давай не будем ссориться.
– Ага, не хочешь ссориться, а зачем тогда пялишься на каждую девицу и представляешь ее на моем месте?
– Привычка.
– Гадина какая-нибудь, и ты сам это знаешь.
– Да нет, на первый взгляд вроде нет. Такая прямо девочка-ромашка, взгляд чистый-лучистый, но со временем, конечно, запросто может и в гадину превратиться.
– Ты это к тому, что я в нее уже превратилась?
– Вот уж не знаю, в кого ты превратилась.
– Еще как знаешь.
– И в кого же?
– В добропорядочную жену, в хорошую мать, и я чертовски от всего этого устала, должна признаться.
– Так ты ж сама хотела! Впрочем, это и впрямь, наверное, утомляет. Но если примешь ванну и расслабишься (сейчас-то, вечером, слава богу, дети в ногах не путаются, верно?), глядишь, оно и не будет уже так утомительно.
– Да ну, я так устала, какая ванна! И голодна настолько, что даже есть, наверное, не смогу. Во всяком случае, то, что мы умеем сами приготовить.
– Ничего, примешь ванну, сможешь и поесть.
– А знаешь, чего бы мне на самом деле хотелось? Надеть лучшее платье и пойти куда-нибудь, где можно выпить рюмочку-другую и поужинать в приличной обстановке.
– Ну, это нам сейчас никак, но если ты примешь ванну и наденешь лучшее платье, я открою пару банок рагу из чили с мясом и фасолью. Когда выйдешь, у меня уже будет накрыто, а перед едой пропустим по две-три стопочки.
– Ну поедим, а потом что будем делать?
– Давай сначала поедим.
– Думаешь, потом идея сама придет?
– Думаю, должна. Давай-давай, иди в ванну, и без спешки, с толком, с расстановкой…
– А выйду такая над-ду-ушенная!..
– Да мне и без духов нравится, как от тебя после ванны пахнет, но если тебе – нет, то душись на здоровье. Лично мне нравится просто запах чистой кожи, которая дышит.
– Тогда душиться не буду, ладно… А вдруг от меня будет мылом пахнуть?
– А запах мыла мне тоже нравится.
– Если мальчик вылезет из кровати, дай ему шлепка.
– Ладно.
Он подошел к женщине и обнял ее. От нее пахло усталым грязноватым телом и страхом. Ее кожа задыхалась от пыли и пота, а дорогие духи, которыми она под вечер попрыскалась, делали этот запах только хуже.
– Стоп! Сейчас не целуй меня. Прибереги это на случай, если мы придумаем, что будем делать после ужина.
– Иди уже, мойся!
Женщина отправилась в ванную, и мужчина услышал, как она там напевает – тихонько и почти счастливо. Когда она легла в горячую воду, дверь спальни отворилась и оттуда вышел босой мальчик.
– А где мама?
– Принимает ванну.
– Я тоже хочу к маме в ванну.
– Тебе нельзя. Давай-ка поворачивай обратно и марш в кровать.
– Я пить хочу.
Отец открыл на кухне кран, дождался, когда струя пошла чистая и холодная, и набрал полный стакан воды, которую пятилетний малыш выпил всю и отдал пустой стакан. Вода всегда действовала на него ублаготворяюще. И всякий раз он возвращал стакан с одним и тем же выражением лица – довольным и хитроватым, будто собирается подмигнуть.
– А ты почему не идешь в ванну?
– Я потом.
– А почему вы не моетесь вместе?
– Все, марш в кровать!
– Спокойной ночи.
– Давай-давай.
Он проводил мальчика до кровати; ложась, тот все еще хранил на лице хитровато-довольную мину, словно вот-вот подмигнет. Отойдя от него, отец перешел на другую сторону комнаты, чтобы бросить взгляд на спящую дочку, как раз высунувшую из-под одеяла голую попку. Ее голенькое двух с половиной летнее тельце было, пожалуй, самым красивым из всего, что он видел в жизни. Выходя из комнаты, он думал о том, что за мысли, интересно, посещают ее во сне.
Что за мысли посещают во сне его самого, он знал: на то, чтобы это выяснить, времени было вдоволь – как-никак тридцать девять лет уже прожил.
Он снова направился в кухню, достал две банки чили и принялся разглядывать этикетку в поисках инструкций, но тут решил сначала выпить – одну стопочку: надо ведь подготовиться к моменту, когда его девочка выведет свое драгоценное тело из ванной, и тогда, уже с ней за компанию, можно будет выпить еще.
