Сергей Ильин
Конспект романа
Памяти Ленки
Кольцо существованья тесно
Как все пути приводят в Рим...
Александр Блок
Вступление
То, что
я собираюсь здесь рассказать, может показаться не очень правдоподобным, однако
так или почти так все оно и было. “Почти” объясняется тем, что в большинстве
своем люди, о которых я буду говорить, уже умерли, толком расспросить их я,
пока они были еще живы, по лености и нелюбопытству не успел, отчего и
повествование мое наверняка будет грешить романической неточностью.
Основывается оно на рассказах, когда-то слышанных мной от родителей и иных
людей и еще не забытых. Стоит упомянуть и о том, что, разговорившись недавно об
отце с дочерью моего старшего брата, я обнаружил, что некоторые ее сведения
разительно отличаются от моих. Да оно и понятно. Брат, появившийся на свет
ровно за год до сталинской конституции, помнит еще довоенную и уж тем более
военную жизнь родителей. Я же, родившийся через тринадцать лет после него,
помню их совсем другими людьми.
Так вот,
я собираюсь пересказать историю возникновения моей семьи — откуда она взялась и
быть пошла. Малая эта история испытала на себе воздействие истории большой:
войн, революций и прочих непременных прелестей бытия. И хотя бы поэтому она
может показаться любопытной человеку стороннему. О самой моей семье я буду
говорить лишь постольку-поскольку — и оттого, что она мало кому, кроме
меня и нескольких близких друзей, интересна, и оттого, что в историю пока что
не обратилась. На ее счет пусть уж дети мои хлопочут. А здесь речь пойдет об
их, детей, прародителях. О том, как удивительно переплетаются жизни людей,
появившихся на свет уж так далеко друг от друга, что им вроде бы и
прослышать-то одному о другом никак бы не полагалось. Ан на тебе — не только
прослышали, но и встретились, и прожили рядом изрядную часть жизни, без чего и
мы ни за что не появились бы на свет. Вот я и хочу рассказать, как все это, по
моему разумению, произошло. Текст у меня получился довольно густой, чересчур,
что называется, информативный. Не обессудьте — конспект. И наконец. Когда я
писал все это, Ленка была жива. Теперь ее нет. Я не стал сильно переделывать
написанное еще и потому, что оно — последнее из прочитанного ею в жизни.
Переменил кое-где настоящее время на прошедшее и поставил посвящение.
Москва: мы
Начнем,
как водится, с конца. С того, во что все в конечном итоге вылилось, — с нашей
семьи. Чисто технические сведения, которые упростят дальнейшее изложение.
Четыре человека и собака: я — Сергей Борисович Ильин, родившийся в Саратове в
1948 году (отец — Борис Иванович Ильин, 1913 года рождения, г. Белев; мать —
Наталия Константиновна Немкова, 1916 года рождения, село Разбойщина, что под
Саратовом); жена — Елена Александровна Золотарева, родившаяся в Москве в 1951
году, в дальнейшем “Ленка” (отец — Александр Матвеевич (Нусин Мошелевич)
Туркельтауб, 1915 года рождения, г. Любек, Польша; мать — Ольга Васильевна
Золотарева, 1920 года рождения, г. Саратов); дети: Юрий и Анестезия, родившиеся
в Москве в 1980 и 1989 годах соответственно. Была у меня еще и жена первая —
Виктория Львовна Штромбергер, родившаяся, как и я, в Саратове в 1948 году (отец
— Лев Викторович Штромбергер, год рождения мне не известен; мать — Софья
Ивановна, аналогично). Грех не упомянуть и нашего пса, миттель-шнауцера,
именуемого Петрик (Петруччо Зерф по метрике), родившегося все в том же Саратове
в 1993 году.
Давайте
для начала Саратовом и займемся.
Саратов: Золотаревы
“7
апреля 1883 года (по старому стилю) в семье маленького служащего Саратовского
почтово-телеграфного округа родился сын, которого назвали Василием” — так
начинаются не опубликованные и поныне мемуары Василия Наумовича Золотарева,
деда моей жены Ленки, названные им так: “Мои воспоминания в старом Саратове”.
Книга немаленькая, охватывающая первые двадцать пять лет жизни автора.
Пересказывать ее я здесь не буду, поскольку к моей теме она имеет отношение
разве что касательное, хоть и содержит разного рода увлекательные для
саратовского человека сведения, относящиеся до быта моего родного города, каким
он был в конце прошлого (или уже позапрошлого?) века.
Отец
Василия Наумовича происходил из деревни в Новороссии, отбыл 15 лет в армии
(чуть не написал — русской), потом служил в Саратове по почтово-телеграфному
ведомству, женился на местной крестьянке и родил с нею пятерых детей — трех
девочек и двух мальчиков. Василий Наумович был старшим сыном.
Он
закончил в Саратове 1-ю гимназию, репетиторствуя, чтобы заработать на учебу и
как-то поддержать семью, потом учился на историко-филологическом факультете
Московского университета, слушал, в частности, лекции сильно, по его
воспоминаниям, заикавшегося профессора Ключевского. Учился трудно, приходилось
зарабатывать на жизнь, он опять репетиторствовал, готовил, прерывая для этого
учебу, к поступлению в гимназию помещичьих детей, в частности будущего маршала
Тухачевского (за что и был впоследствии лишен работы и спасся только тем, что
следователь НКВД, или как оно тогда называлось, к которому он — сам! — пришел
за разъяснением своих обстоятельств, оказался из бывших его учеников, и немало,
я полагаю, рискуя, выпроводил его, посоветовав на прощание сидеть тихо и не
высовываться). В 1905 году во Владимирской губернии студент Василий Золотарев
вел агитацию среди рабочих стекольной фабрики, принадлежавшей помещику, с
детьми которого он тогда занимался, и довел-таки дело до забастовки.
Обворовывавший рабочих фабричный приказчик донес на него “в губернию”, и,
верно, попал бы студент во Владимирский централ и, глядишь, досидел бы в нем до
прибытия туда же моего отца — всего-то лет двадцать пять, — но нет, Василий
успел ускользнуть в Саратов, вступил там в РСДРП, пропагандировал уже
рабочих-земляков и в конце концов оказался в централе Саратовском (здание
которого хорошо было видно из окон стоявшего на территории университета домика,
в коем я вырос, — и кстати, на стене у нас тикали старенькие швейцарские часы в
деревянном, на терем похожем коробе: сейчас, остановившись уже навсегда, они
глядят на меня, правящего написанное, поверх головы клавишника в джазовом кафе
на Большой Бронной). Арестовали его по представлению владимирского же помощника
прокурора, носившего, как это ни удивительно, фамилию Золотарев. Он отсидел два
с половиною месяца в одиночке. О саратовских его делах жандармы, по счастью,
ничего не прознали и, помурыжив, выпустили под надзор полиции. Все это не
помешало ему стать впоследствии директором все той же 1-й саратовской гимназии
— в мое время называвшейся 19-й школой, к ней мы еще несколько раз
вернемся, — затем, уже при советской власти, он преподавал историю в
Педагогическом, кажется, институте, что располагался в бывшей женской школе,
которую закончила мама.
