1
Весна подошла к концу, наступил июнь. Вот тогда начальство дало комбригу понять, что его могут отпустить недели на две, на три. Поставлено было при этом непременное условие: на Кавказ или к Черному морю не ездить, а лучше всего провести эти дни где-нибудь поблизости, неподалеку от Москвы, чтобы в случае надобности его можно было сразу вызвать обратно в генштаб.
Он устроился в небольшом доме отдыха, в тихом уголке Подмосковья. Это была старая барская усадьба, стоявшая на возвышенности, посреди заросшего парка. Рядом протекала речка.
Первые дни комбриг главным образом отсыпался. Завтракать почти не ходил. Обедать и ужинать в столовую, которая была на первом этаже, спускался с опозданием, когда почти все постояльцы дома отдыха уже успевали закончить трапезу. Его соседом по столу оказался худощавый черноволосый капитан с «Золотой Звездой» Героя на груди. Познакомились. Оказалось, что капитан служит в танковых войсках. Участвовал летом 1939 года в боях на Халхин-Голе, за которые и был удостоен высокой награды. Сейчас он учился в Академии.
Теперь они иногда вместе прогуливались по аллеям парка. Разговаривали. Немногословный комбриг большей частью слушал своего собеседника. Судил капитан о вещах довольно здраво, хотя непрерывно пересыпал свою речь разными оговорками. Вдоволь наслушавшись от него всяких «не берусь утверждать, но…», «хотя некоторые и говорят…», «не хочу кого-то там упрекать, однако», — комбриг в конце концов чуть ли не с раздражением сказал ему:
— Знаете, капитан, чего более всего нужно опасаться военному человеку?
— Чего?
— Инерции мышления, — ответил комбриг. — Если такая беда приключается с командиром невысокого ранга, то этот грех особой беды принести не может. Да и бороться с ним внизу легче. А чем выше уровень, на котором стоит начальник, тем инерция становится опаснее. Поэтому с молодых лет не давайте в себе развиваться этому недостатку.
— Знаете, товарищ комбриг, все это представляется мне слишком умозрительным, отвлеченным. А я не охотник до абстрактных рассуждений. Я человек практический. Приведите какой-нибудь конкретный пример того, что вы имеете в виду.
— Можно и конкретный.
— Пожалуйста.
— Помните сокрушительное наступление немцев весной и летом прошлого года, когда за несколько недель была разгромлена Франция, а англичане под огнем еле-еле успели вывезти из Дюнкерка свою армию, потеряв при этом почти все вооружение?
— Да, помню.
— Вы, товарищ капитан, конечно, помните и случай с немецким самолетом накануне наступления?
— Вынужденная посадка?
— Да. За несколько дней до того, как немцы приступили к осуществлению на Западе своего плана «Гельб» — то есть удара по Франции, — весь это план «Гельб», вместе с картами, в результате вынужденной посадки немецкого самолета на территории Бельгии, попал к союзникам. Офицер не успел уничтожить бумаги, которые были при нем, и план предстоящей операции немцев оказался в руках англо-французского командования.
— На войне всякие случайности бывают, товарищ комбриг.
— Вы правы, товарищ капитан, случайности всякие бывают. Самое страшное не в этом.
— А в чем?
— Англичане и французы, — сказал комбриг, — имея в руках весь план предстоящей операции вермахта на Западе, ничего не сделали для того, чтобы встретить ее во всеоружии, не подготовили свои войска для отражения немецкого удара, направление которого они узнали.
— Да, да, я помню, — воскликнул капитан. — Они не могли поверить, что это подлинный план! Им казалось все это авантюрой, блефом, они думали, что немцы не могут вести наступление таким образом!..
— Да, товарищ капитан. У них действовала инерция мышления. Они приучили себя к идее позиционной войны…
Они пошли дальше по аллее, но теперь обменивались уже только замечаниями о погоде, об интересной планировке парка, об архитектуре старинной усадьбы и прочих незначительных вещах.
Через пару дней, за обедом, капитан сказал:
— Здесь недалеко, товарищ комбриг, есть дом отдыха писателей. Из нашего дома туда иногда по вечерам молодые командиры ходят. Там музыка бывает, люди интересные из Москвы приезжают. Новости всякие рассказывают. Недурно, в общем, время проводят. Не прогуляться ли и нам как-нибудь? А то, мне кажется, вы уже скучать начали. Скука же, как говорили римляне, злейший враг не только работе, но и отдыху.
— А вы откуда, капитан, знаете, что говорили римляне?
— Отец мой историей занимается. Вот и я тоже к ней немного приобщался.
— Ах, верно, верно говорили римляне, — посмеялся комбриг. — К тому же я, наконец, кажется, отоспался после ночных бдений в генштабе.
— Приятно все-таки слышать, — улыбнулся капитан, — что когда мы, грешные, спим, кто-то за нас бдит, — вот хотя бы в генштабе.
— Не насмешничайте, капитан, — комбриг взглянул укоризненно, вздохнул. — Вам, строевикам, хорошо. А штабная работа да еще генеральная — это ненасытная прорва. Сколько ни работай — все мало.
— Извините, товарищ комбриг.
— Ничего. А в писательский дом отдыха я с вами охотно прогуляюсь. Можно немного развлечься. На незнакомых людей поглядеть всегда интересно…
В тот же вечер и отправились. До писательского дома добрались в сумерках, — издали светились огнями окна большого двухэтажного здания. Где-то нежно мурлыкал патефон.
