Как выйти из террора? Термидор и революция

BRONISLAW BACZKO

COMMENT SORTIR DE LA TERREUR? THERMIDOR ET LA RÉVOLUTION

PARIS 1989

БРОНИСЛАВ БАЧКО

КАК ВЫЙТИ ИЗ ТЕРРОРА? ТЕРМИДОР И РЕВОЛЮЦИЯ

МОСКВА 2006

УДК 94 (44).044 ББК 63.3(0)52 Б32

Серия «Библиотека Французского ежегодника» издается с 2005 года

ИЗДАТЕЛИ Юозас Будрайтис и Евгений Пермяков

ОТВЕТСТВЕННЫЙ РЕДАКТОР СЕРИИ Александр Чудинов

ДИЗАЙН Сергей Андриевич

Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке Министерства иностранных дел Франции и Посольства Франции в России

Ouvrage réalisé dans le carde du programme d'aide à la publication Pouchkine avec le soutien du Ministère des Affaires Etrangères français et de l'Ambassade de France en Russie

Перевод с французского и послесловие Дмитрий Бовыкин

Редактор Екатерина Лямина

Бачко Б.

Как выйти из Террора? Термидор и революция / Пер. с фр. и послесловие Д.Ю. Бовыкина. — М.: BALTRUS, 2006. — 348 с. — (Библиотека Французского ежегодника)

ISBN 5-98379-46-3

9 термидора стало началом беспокойной исторической эпохи. Конвент, во многом состоявший из бывших «террористов», столкнулся с новой политической проблемой: как выйти из Террора, который этот же самый Конвент развязал за шестнадцать месяцев до того? Может ли Революция осудить Террор, не вынеся тем самым приговор самой себе?

Пятнадцать месяцев после свержения Робеспьера, оставшиеся в истории как «термидорианский период», стали не просто радикальным поворотом в истории Французской революции, но и кошмаром для всех последующих революций. Термидор начал восприниматься как время, когда революции приходится признать, что она не может сдержать своих прежних обещаний и смириться с крушением надежд. В эпоху Термидора утомленные и до срока постаревшие революционеры отказываются продолжать Революцию и мечтают лишь о том, чтобы ее окончить.

УДК 94(44).044 ББК 63.3(0)52

ISBN 5-98379-46-3 © Editions

Gallimard, 1989 © BALTRUS, 2006

«Термидор» — термин, хорошо известный в русской политической лексике, имеет долгую и бурную историю.

В XIX веке в России, как и в других странах, для нескольких поколений Французская революция представляла собой основополагающее событие, питавшее революционные идеи и представления Революции о самой себе. «Культ французской революции — это первая религия молодого русского человека; кто из нас в тайне не хранил портреты Робеспьера или Дантона»[1]. Это была созидательная и воодушевляющая модель — разумеется, в той мере, в которой Французская революция легитимировала революционную идею, давая ей возможность найти истоки в истории. Поскольку Французская революция состоялась, поскольку она мобилизовала огромные массы народной энергии, поскольку она сделала достоянием прошлого многовековой режим и совершила радикальный разрыв с этим прошлым, ее пример демонстрирует, что отныне глобальные революционные изменения (одновременно и политические, и социальные) становятся возможны. Тот факт, что Французская революция не сдержала всех своих обещаний и не оправдала всех надежд, которые она пробудила, показывал лишь необходимость еще одной революции, которая и должна завершить начатое. Очень скоро среди русских революционеров отсылки к изначальным французским событиям стали сопровождаться сомнениями и вопросами. Стоит ли желать и даже готовить аналогичный переворот в России, или же она должна выбрать иные пути политической и социальной эволюции? Каким образом объединить в рамках одного движения и порыв революционных групп, по определению небольших, и спонтанное движение масс? Кто должен послужить образцом для революционеров? Якобинцы или жирондисты? А может быть, стоит создать революционеров нового типа, доселе неизвестного? Должны ли русские революционеры преследовать те же цели, что и их сланные предшественники, или они пойдут дальше и станут искать иные пути?

Очень скоро возобладало убеждение, что России надлежит совершить не еще одну революцию, а иную революцию. На вопрос: «Какую революцию?», получивший распространение марксизм давал специфические ответы. Ведь марксизм определял Французскую революцию в классовых терминах: она была буржуазной и по своим целям, и по своему гегемону; грядущая же революция в силу самой Истории может быть лишь социалистической и пролетарской. Тем не менее отсылки к Французской революции и поиски аналогий между нею и будущей русской революцией (которую еще предстояло подготовить) отнюдь не исчезли. Должна ли Россия пройти через две революции, буржуазную и социалистическую, отделенные одна от другой более или менее длительным периодом капиталистической и республиканской стабильности? Или же, сумев извлечь уроки из Французской революции и особенностей капитализма в России, русские революционеры пропустят эти этапы? Должны ли инструменты революционной власти, изобретенные в ходе Французской революции (в частности, Террор), неизбежно использоваться в каждой революции? Должен ли ход Французской революции — «переворот», свержение Старого порядка, революционное правительство, контрреволюционное сопротивление, гражданская война и т.д. — неизбежно повториться в каждой революции? И тот же вопрос возникал в отношении тупиков, в которые попадала Французская революция, — отлива революционной волны, в частности при Термидоре, и бонапартистской диктатуры. Так между образом Французской революции и проектами революции грядущей появлялись ряды аналогий и зеркал, обладавших самыми разнообразными функциями: понять настоящее при помощи обращения к прошлому; идентифицировать себя при помощи заимствованных моделей (якобинцы, жирондисты и т.д.) и осознать тем самым разницу между политическими деятелями и, самое главное, повлиять на будущее.